Однако никто не осмеливался сказать ничего против.

– Надеюсь, что ста лет вам хватит для того, чтобы переосознать произошедшее. Если, конечно, доживёте, – ухмыльнулся судья.

Более всего Юлиана удивило то, что Сорвенгер тоже в ответ улыбнулся. Словно он получил то, что хотел, и в итоге вышел из этой битвы победителем.

Приговор означал то, что никто не вслушался в слова Юлиана. В принципе, это было и ожидаемо, ведь с самого начала его показания произвели на зал исключительно комический эффект, и судью, однозначно, не тронули.

Теперь он никогда в жизни не увидит Сорвенгера, однако он будет жить. Человек, убивший Ривальду Скуэйн, будет жить, и Юлиан будет помнить об этом. Пусть он и будет находиться в самой охраняемой тюрьме Европы, пусть его там будут истязать сколько угодно.

Юлиан хотел крови, но её не получил. И пусть многие тысячу раз скажут, что смерть куда милосерднее пожизненного заключения. Но на примере Молтембера Юлиан знал, что некоторых людей может остановить раз и навсегда только смерть.

– Солнце воссияет, и Халари скоро придёт к нам, – неожиданно сказал Сорвенгер. – Он уже ближе, чем кажется.

Зловещая улыбка была последним, что увидели присутствующие в зале от Сорвенгера. Уже спустя секунду его увели куда-то далеко и надолго. Возможно, навсегда.

Никто не понимал, что значили последние слова Сорвенгера, и лишь сеньор Джампаоло немного смутился. Юлиан заметил это, но дед ни за что не рассказал бы ему ничего об этом.

Когда они залезли в такси, Юлиан приготовился к самому худшему. За все свои ошибки и слова нужно однажды платить и сейчас, скорее всего, настал тот самый момент.

– Ты ослушался меня, – не глядя на внука, произнёс дед.

– Я не обязан выполнять чьи-то приказы, – ответил Юлиан. – И люди должны были знать правду.

Бежать отсюда было некуда, поэтому он очень рисковал.

– Значит, правду? Так ты это называешь? Тебе повезло, сорванец, что тебя приняли за умственно отсталого. А вот мне повезло не очень, потому что теперь все знают, что мой внук страдает идиотизмом.

– Идиотизмом страдают те, кто не слушал меня. То есть – все, – парировал Юлиан и ни капли не пожалел о своих словах.

Умирать, так с песней.

– Стоило отказаться от этого, – проворчал дед. – Знал же, старый дурак, чем всё обернётся, и всё равно пошёл на это.

– Такой вариант устроил бы нас обоих, – ответил Юлиан.

– Не перебивай! Ты итак сегодня открывал свой рот слишком часто и слишком широко. Молтембер, Эрхара, и прочая чушь… Даже Сорвенгер открыто смеялся над тобой.

Услышав эту фамилию, Юлиан вспомнил о последних его словах. Что ещё за Халари и когда он придёт? Обратил ли кто-то на это внимание? И как это, в конце концов, связано с Молтембером?

– И чего ты молчишь? – спросил сеньор Раньери.

– Ты же сам заставил меня молчать.

Юлиан знал, что в таком агрессивном и неуравновешенном состоянии мысли деда порой приходили в беспорядок и он подчас терял свою железную хватку. Что-то подобное случилось и сейчас, а значит, Юлиан расстроил его даже больше, чем ожидал.

– Ты не останешься в Грунндебайтене, – сказал Джампаоло. – Франциске, увы, не хватает духа для того, чтобы уследить за тобой. Я считал, что воспитывал свою дочь правильно, но уж слишком сильным было влияние твоего отца на неё. Допустил промашку и теперь сам возьмусь за дело.

– Это не тебе решать…

– Мне! И только мне, жалкий ты сорванец! Сколько ещё волос выпадет с моей седой головы, прежде, чем ты окончательно сведёшь меня в могилу? Я дал тебе всё, что только можно пожелать. Ты с детства не знал, что такое голод, физический труд и зависть. С детства жил на всём готовеньком и воспринимал это за данность. В то время, как твои ровесники, твои же одноклассники и друзья слюной исходили, когда видели, как я покупаю тебе новую безделушку.

Такие вещи частенько приводили Юлиана в бешенство.

– Мне никогда не были нужны деньги! – крикнул он. – Я прожил в Свайзлаутерне без пенни в кармане, и вернулся живым. Проживу и ещё!

– Естественно! Ни о каких деньгах не может быть и речи! Ведь я понимаю, что именно моё великодушие стало причиной, погубившей тебя. Моя мимолётная слабость. Ведь когда я впервые взял в руки младенца, моего единственного внука, я увидел в нём своего наследника. Свою гордость. Того, кто продолжит моё дело и сделает наш род ещё славнее, чем он был. Теперь же я вижу, что вместе с моей фамилией умерла и моя кровь.

– Кровь? – удивился Юлиан. – Какая ещё кровь? Что за околесицу ты несёшь?

Честно говоря, Юлиану было очень интересно, что по всему этому поводу думает таксист. Ведь интонации сталь настолько громкими, что не разобрать их было просто невозможно. Да, он делал вид, что ничего не происходит и просто вертел рулём, попутно переключая передачи. Он смотрел на дорогу, в зеркало заднего вида, но никак не воспринимал происходящего. Как же Юлиану хотелось, чтобы водитель оказался глухим! В этот момент ему стало очень стыдно за своего деда, потому что сейчас именно он позорил имя своей семьи, но никак не Юлиан.

– Моё имя умрёт вместе со мной, – попытался сделать голос чуть тише сеньор Раньери. – Я лучше оставлю всё своё наследство безмозглому Моргану, нежели тебе. Он, в отличие тебя, хотя бы не скрывает своей простоты и недальновидности.

Дядя Морган являлся двоюродным братом матери Юлиана и едва ли не последним более-менее близким родственником этой четы.

– И исполнишь тем самым мою мечту? – не без доли иронии спросил Юлиан.

– Посмотрим, что ты скажешь к тридцати годам, – ответил дед. – Тогда, когда поймёшь, что у тебя ничего не, и ты никому не нужен. Я просто вожделею услышать твоё сожаление и тогда, уже с небес, посмеяться над ним.

Сеньор Раньери перешёл в слишком жёсткую стадию. Это окончательно заставило Юлиана поверить в то, что старик потихоньку сходит с ума. Разве можно теперь утверждать, что Юлиан в чём-то не прав?

– Останови такси, – сказал он, насытившись всем этим по горло.

– Чего?

– Останови такси! – крикнул Юлиан. – Водитель, будьте добры…

– Не смей! – перебил его дед, и на этот раз этот приказ относился к таксисту.

Водителя, похоже, слова сеньора Раньери убедили куда больше, потому что его нога ни на дюйм не приблизилась к педали тормоза.

Юлиан послушно откинулся на сиденье.

В этот момент показалось, что дед понял, что немного перегнул палку, поэтому он взял передышку. Вытащив из внутреннего кармана пальто фляжку