Небо сине и безоблачно, ни самолеты, ни атмосферные загрязнения не мутят его. Никакой городской шум не нарушает тишину. В ноздри врывается сладкий и умиротворяющий аромат ярагвы.[17]Ветерок, теплый и ласковый, приятно щекочет кожу.

Во всем пейзаже нет ничего, в чем видна рука человека, кроме похожих друг на друга с миллиметровой точностью изгородей из протравленной древесины, острия которых выкрашены белой краской. Насколько хватает глаз, тянется плоская и зеленая, нетронутая с шестого дня творения местность – там и сям по ней разбросаны светлые солнечные заплаты, глубокие тени отливают сочной зеленью.

– Напоминает пейзаж рая.

– Нет, скорее камуфляжную военную форму.

Они сидят на ароматной траве выпаса, на горячей земле, в тени чудесного хлопчатого дерева, уединившись и обнявшись, – Мани Монсальве и его жена, Алина Жерико.

– История их жизни походила на телесериал, но не вполне. Вечно что-то мешало счастливой развязке.

В этот лучезарный и совершенный миг они не думают ни о делах, ни о войне, не вспоминают о былых печалях. Они счастливы и влюблены друг в друга, и расположены верить в то, что это навеки. Алина ослепительна, с волосами, заплетенными в косу, как у пятнадцатилетней девочки, в костюме для верховой езды. Он – нежный и преданный муж, и обещает ей на ушко, что весь этот день проведет с ней, чего не случалось с тех пор, как они были женихом и невестой. Ни спешки, ни ощущения опасности, ни телохранителей, ни автоматов. Целая жизнь у них впереди, что позади, то прошло, и они хотят об этом забыть, а сейчас они ждут только появления объездчика – он показывает им коней одного за другим, чтобы они выбрали, какой им приглянется.

– Слабостью Алины были лошади, и когда Мани хотел попросить у нее прощения, он дарил ей коня.

– Нет. Ее слабостью были не лошади. Ее слабостью был Мани Монсальве.

Теперь перед ними проходит энергичный гнедой, его толстые губы точно бормочут молитвы, роняя пену. Алине он не нравится, она заявляет, что он выбрасывает передние ноги в стороны и отмечает ряд других дефектов. Мани, напротив, хвалит его темперамент и просит свою сеньору сесть на него. Объездчик спешивается и уступает ей коня.

– Она пользовалась славой амазонки.

– Только слава, не более. Как и все у них: чистая фикция.

– Она выросла в деревне и ездила верхом с малолетства, и умела это делать как следует, с шиком. Рассказывают, что ее любимым удовольствием была верховая езда, а его любимым удовольствием было смотреть, как она ездит.

Алина садится на гнедого, пускает его мерной рысью и с помощью поводьев и пяток принуждает склонить шею и опустить голову. Но издали она кричит Мани:

Нет. Рыжий мне больше нравится.

Мани Монсальве рыжий не по душе, потому что у него три ноги белые:

– Одна – хорошо, две – красота, три – плохо, а четыре – совсем никуда.

Появляется объездчик с восхитительной белой кобылой, но Алина и смотреть на нее не хочет.

– Уведите, – приказывает она без объяснений.

Им приводят волшебное, мифическое животное. Это молодой, горячий серый жеребец со звездой во лбу. Мани восхищается, Алина садится в седло, конь вздымается на дыбы, у всех троих глаза сияют.

– Вот наш конь, – говорит Мани с радостной уверенностью.

– В это утро добавилась еще одна глава к старой истории.

История с лошадьми тянется у них с давних пор. Когда они поженились, он обещал ей оставить нелегальную торговлю и тяжбу с двоюродными братьями, и увезти жену в имение. Там они завели бы собственный конный завод, родили детей, и любовались, как те растут в седле, подобные кентаврам.

Во исполнение своего обещания, для начала Мани купил для Алины пятьсот гектаров земного рая.

– Однажды ночью Мани Монсальве приснилась прекраснейшая в мире усадьба посреди земли обетованной, и проснувшись, он стал искать по всей стране, пока не нашел место и не построил там дом точь-в-точь, как был в его сне.

Он стал хозяином девственной земли на морском побережье, окаймленной лентой белого и мягкого песчаного пляжа, к которому спускается гористая местность, населенная зайцами агути, дикими кабанами, макаками,[18]игуанами и попугаями гуакамайо. В сельве растут вперемешку и караколи – гигантское фисташковое дерево, из стволов которого делаются индейские каноэ, и американский кедр, обжитый целым роем цикад, и каррето с древесиной красной и твердой, как камень, и пышно цветущее гваяковое дерево,[19]и банан, украшенный карнавальными плюмажами,[20]и восковая пальма полукилометровой высоты,[21]и карликовая малайская пальма, приземистая, увешанная множеством кокосов.

Поток пресной воды, берущий свое начало в горных снегах, полный дорад и бешенок, впадает в спокойное и прозрачное море. Наверху, на горном хребте, там, где благородные олени купаются ночами в лунном свете и ходит дозором лунатик-ягуар, черные каменные махины с доколумбовыми письменами отмечают границу древнего капища, озаряемого блуждающими огнями.

В этот эдем, куда приходят, чтобы почить с миром, норвежские белые киты, и заплывают скуки ради бессмертные черепахи, помеченные бляхами калифорнийских экологов, и прибыли, точно Адам и Ева, Мани Монсальве и Алина Жерико, выстроили на морском берегу ранчо-дворец из светлого дерева под высокой соломенной крышей, окружили его померанцами, цветами в горшках и дикими орхидеями, и в придачу соорудили стойла для пятидесяти скакунов-легкоходов.[22]

– Кому довелось там побывать, утверждают, что эти стойла были вроде как номера трехзвездного отеля.

Алина при помощи профессиональных дизайнеров, лично входя во все детали, обставила ранчо, и дала ему имя «Дева Ветра». Понемногу прибывали кони, только выставочные экземпляры. Супруги вместе ездили повсюду, куда было нужно, для их отбора и закупки.