Все было готово, и Алина стала ждать, когда же Мани назначит день переезда. Она проводила часы в мечтах о том моменте, когда начнется счастье: сельва, дети, лошади, море и мир, и Мани рядом, ведущий честную жизнь в этом небесном уголке под названием «Дева Ветра».

Днем она грезила наяву о конях благородных и прекрасных, но во сне ее мучил один кошмар: из темноты выходила кобыла в периоде течки, черная и слепая, без всадника, и надвигалась на нее, злобная и одержимая, разрушая копытами ограждающие Алину стены. Великий ужас перед ночными посещениями чудовищного животного заставил Алину воспротивиться тому, чтобы Мани покупал новых кобыл, – ее неодолимое упрямство вредило росту поголовья на ранчо «Дева Ветра», но супруг в конце концов примирился с ее прихотью как с заслуживающей сочувствия, хотя и непонятной.

Мани Монсальве откладывал день начала новой жизни и просил жену понять это, объясняя, что должен привести дела в порядок, чтобы получить возможность выйти из игры. Достичь этого ему было нелегко, и она старалась понять и ждала.

Всякий раз, сообщая ей неприятную весть, что еще не пора, он, дабы умерить досаду жены, посылал ей розы дюжину за дюжиной. Скрепя сердце, она расставляла их в вазы и довольствовалась этим.

Между тем, они проживали в роскошной резиденции, в четверти часа ходьбы от центра Порта. Это был временный выход из положения, и она даже не распаковывала чемоданы, потому что в любой момент они могли уехать. Поэтому она терпела без жалоб постоянное снование телохранителей и вооруженных людей, которые входили и выходили из ее дома, словно то был их собственный, располагались, с автоматами на коленях, подремать в креслах гостиной, пожирали горы еды, мочились в цветочные горшки, играли в шашки на террасе, куда она выходила позагорать. Они появлялись точно птицы-горевестники, с донесениями, вопросами, в ожидании приказаний – всегда именно в то время, когда она хотела побыть с мужем наедине.

Они звались «телохранители» или «парни», но на деле это была шайка головорезов. Самых обыкновенных наглых громил. Алина ненавидела их, не замечая, что ее собственный муж такой же, как они.

Алина утешалась мыслью, что все должно измениться, и терпела приступы скверного настроения, находившие на Мани, его распорядок и его внезапные отъезды, и эти долгие периоды молчания – она угадывала стоящие за ними воспоминания о мрачных делах, в которых Мани играл ведущую роль и о которых он не рассказывал.

Алина Жерико вооружилась терпением, ведь это был только вопрос дней: как только Мани закончит свои дела, они ускользнут из этого мира, полного опасностей и грозящего смертью, мира, где нет места для семьи и покоя, и начнут вместе, вдвоем, новую жизнь, настоящую жизнь, жизнь, полную любви.

– Вот я и говорю, сплошной телесериал, да только без счастливого конца.

– В том и заключалось проклятие этих людей, что они мечтали о рае, строили его наяву, а как построят, не могли им насладиться.

По прошествии двух лет отсрочки Алина поняла, что день переезда никогда не настанет.

– «Деву Ветра» унесло ветром, – сетовала она.

Тогда муж ободрял ее, приводил всевозможные расчеты и резоны, давал обещания, покупал немыслимые количества роз. И чтобы убедить ее, что на этот раз все по-честному, ехал вместе с ней покупать еще одну лошадь, которая потом отправлялась в имение ожидать хозяев – там за конями смотрел профессионал, оплачиваемый по международному тарифу, призванный вышколить их, как шелковых, чтобы в один недостижимый день хозяева могли сесть на них верхом.

Там вдали вместе с лесными зверями, с речными струями, с объездчиком и полным штатом домашней прислуги, старилось необжитое ранчо, мебель в чехлах, джакузи и ванна с пузырьками, и едва ли не олимпийский бассейн, куда ни разу никто не погружался.

Но так было до сего дня. До этого синего утра, когда все должно измениться, когда мечты вот-вот станут явью и Мани Монсальве увидит свою жену верхом на сером скакуне на морском берегу «Девы Ветра». Священная клятва, данная ею на рассвете несколько дней назад – уйти от мужа, если она забеременеет – преследует и тревожит его, она звучит в глубине его существа, болезненно, устрашающе и, как шлягер, неотвязно. И он готов увезти Алину в деревню, дать ей другую жизнь, сделать ей ребенка, сделать все что угодно, лишь бы не потерять ее.

Сидя на бревенчатом ограждении на краю выгона, он понимает, что пришло время ухватить за рога непокорного быка своей судьбы. Он глядит на жену. Она красива, сильна и уверенна верхом на вздыбленном жеребце, и он видит, что она способна выполнить любое обещание. Он уверяет себя, что ничто в жизни не важно для него так, как она. И собирается с духом для принятия великого решения.

«Сейчас или никогда», – думает он, исполняясь отваги. – «Конь со звездой во лбу – это конь моей удачи. Эта звезда у него на лбу говорит, что я должен выйти из банды, пока еще не слишком поздно».

– Уже было слишком поздно, но он этого не знал.

– Для него всегда было слишком поздно, да и для них всех.

В то самое время, когда Мани решает пойти другой дорогой, в этот самый миг подъезжает «джип», он врывается в пейзаж, сокрушая мир и тишину, распугивая животных, разбивая вдребезги очарование утра. И заставляя лопнуть мыльными пузырями все благие намерения Мани.

Из «джипа» выходит Тин Пуйуа, тщедушный и низкорослый молодой человек, вертлявый и вечно встревоженный. Он – правая рука Мани, его доверенное лицо, он с успехом выполняет поручения, наиболее значимые для Мани, начиная с выбора роз для Алины и кончая ликвидацией недобросовестных деловых партнеров.

Тин Пуйуа живет в постоянном напряжении и спешке, его как будто несет поток. Он выходит из «джипа», не выключая мотор, и разговаривает с Мани не переводя духа, не заканчивая фраз, словно у него нет времени.

Он говорит:

– Мани, твои братья велят сказать, они тебя ждут.

В один миг Мани превращается в человека войны и торговли. Его губы сжимаются так, что рот становится чертой, четче проступает пересекающий лицо полумесяц, и Мани автоматически отключается от деревни, от лошадей, от синего неба, от добрых побуждений, от любви, от будущего.

Издали Алина видит «джип», угадывает слова Тина Пуйуа, резко останавливает коня, так же резко переходит от радости к тревоге, от благодарности мужу к досаде на него и с горечью ждет, когда ей объявят то, что она уже знает.

– Мне надо ехать, Алина, – кричит Мани своим публичным голосом – голосом молодого руководителя организованной преступности.

– Уже знаю, – отвечает она ледяным тоном. Она уже знает и то, что не имеет смысла ни возражать человеку, говорящему с ней сейчас, ни бросать ему оскорбления, ни просить у него объяснений, ни плакать перед ним.

– Купи себе лошадь, какую захочешь. Хочешь, купи их всех. Утро прекрасное, покатайся вволю. Автомобиль с шофером будет ждать, вернешься, когда тебе заблагорассудится.

Двое мужчин садятся в «джип» и исчезают за рожковыми деревьями. Алина, брошенная посреди выгона, верхом на коне, со своей заплетенной, как у пятнадцатилетней девочки, косичкой, и в костюме амазонки, остается – безжизненная, застывшая и нелепая, точно ненужный манекен, выставленный хозяином магазина на тротуар, чтобы его увезли мусорщики.