Доктор тщательно промыл раны обеззараживающим раствором и наложил тугую повязку, чтобы воспрепятствовать инфекции. Затем, покончив с обязанностями врача, он вскинул на плечо карабин, нацепил патронташ и снова был готов с помощью «гуманной» пули наносить те самые аккуратные раны, которыми так восхищался.

Сорвиголова и младший лейтенант хайлендеров, хотя во время первого знакомства и обошлись друг с другом неучтиво, сразу же почувствовали взаимную симпатию. В высшей степени храбрые и прямодушные, они были противниками во время битвы. Но благородным натурам чужды ненависть и низкая злоба межнациональной вражды. Отвага одного возбуждала в другом лишь уважение. И теперь уже не было ни англичанина, ни француза, ни победителя, ни побежденного, а только двое отважных юношей, чувствовавших, что могут стать друзьями.

Прошла неделя. Ежедневно в свободное от службы время Сорвиголова подолгу просиживал у изголовья раненого, который встречал его дружеским рукопожатием. Патрику становилось все лучше, а вот выздоровление его отца шло гораздо медленнее, чем предсказывал доктор-оптимист.

Сорвиголова всячески старался облегчить участь пленников, а в дружеских беседах время пролетало незаметно. Патрик рассказывал о своих приключениях в Индии, Жан – о том, что ему довелось пережить на Клондайке.

Простая натура Поля Поттера не могла примириться с приязнью, возникшей между вчерашними смертельными врагами, поэтому неудивительно, что в его отношениях с командиром отряда появился заметный холодок. А тем временем в душе Поля зрел план отмщения командиру шотландских стрелков.

Оба офицера-шотландца, в свою очередь, не могли понять – как Жан Грандье, образованный и богатый молодой человек, мог увлечься борьбой каких-то южноафриканских мужиков за независимость. Однажды Патрик с обычной прямотой спросил:

– Вы, Жан, ненавидите Англию?

– Англия – великая страна, и я восхищаюсь ею. Но сейчас она ведет бесчестную войну, и я сражаюсь против нее.

– Но ведь это наше внутреннее дело: мы подавляем мятеж на своей территории.

– Ничего подобного. Буры не подданные Англии, а следовательно, и не мятежники.

– Не лукавьте, – возразил Патрик. – Бурские республики находятся в центре английских интересов в Африке, и правительство считает их частью владений британской короны.

– Не могу с вами согласиться!

При этих словах Сорвиголова уже был готов взорваться, однако сдержал себя и насмешливо заметил:

– Вы считаете буров дикарями, но эти дикари пользуются электричеством, строят железные дороги, у них есть типографии, они производят современное оружие… Странные дикари, не правда ли? Думаю, что они неплохо выглядели бы и в Европе, а?.. Что касается главы этих «дикарей» – президента Крюгера…

– Крюгер! Эта бесхвостая макака!.. Шут, да и только.

– А буры находят, что он самый выдающийся человек в обеих республиках, как и вы, вероятно, видите в королеве Виктории самую мудрую женщину Соединенного королевства. Что ж, старый бур и пожилая английская леди прекрасны, но каждый в своем роде.

Этот меткий удар попал в цель – ни отец, ни сын не нашлись что возразить. Наконец полковник обрел дар речи.

– Все это только слова, – задумчиво произнес он. – Война – страшная вещь, и тот, кто ее начинает, должен быть беспощаден. Мы сражаемся здесь за существование Британской империи, и последнее слово в этой войне останется за нами, несмотря ни на какие жертвы.

Сорвиголова ясно увидел пропасть, которая отделяла его от британского аристократа, и внезапно испытал такой приступ возмущения, что голос его дрогнул:

– Не говорите так, милорд! Посмотрите, как добры к пленным эти люди, которых вы стремитесь уничтожить. Даже к вам, несмотря на то что вы так жестоко поступили с фермером Давидом Поттером.

– Это был мой долг председателя военного суда.

– И вы снова приказали бы убить патриота, лишить семью супруга и отца только потому, что он защищал свою жизнь и свободу?

– Без колебаний! Такова воля Ее Величества королевы, желающей присоединить к своим владениям бурские республики.

Сорвиголова вскочил, готовый дать решительный отпор, но внезапно за брезентовой стеной палатки раздался яростный крик:

– Ты никого больше не убьешь, британский пес!..

Голос этот показался знакомым капитану разведчиков. Очевидно, все это время кто-то подслушивал их разговор, оставаясь невидимым. Сорвиголова поспешно вышел – не столько для того, чтобы выяснить, кто кричал, сколько с целью прервать разговор.

– Не сердитесь, Жан! – крикнул ему вслед Патрик. – Все это не относится к вам. А угроз мы не боимся – каждый бур в этом лагере знает, как жестоко поплатятся за убийство герцога Ричмонда те, кто находятся у нас в плену.

Но Сорвиголова пропустил смысл этой фразы мимо ушей. Лицо его горело от негодования. Чтобы немного успокоиться, он обошел вокруг палатки, в которой помещался госпиталь, но никого не обнаружил за ней. Незнакомец, подслушивавший разговор, исчез, но на брезенте резко выделялось черное пятно, словно нарисованное углем. Возможно, Жан не обратил бы на это внимания, если бы пятно не находилось напротив того места в палатке, где располагались кровати полковника и его сына. Впрочем, он не придал никакого значения этому наблюдению.

Вечером того же дня Сорвиголова отправился на ночное дежурство с десятью Молокососами. С ними должен был ехать и Поль Поттер, но юный бур по неизвестной причине не явился на поверку. Это случилось впервые.

Было около десяти вечера. Внезапно из ложбины, за которой располагался госпиталь, выскользнула безмолвная тень и решительно направилась к госпитальной палатке. Человек шел босиком, но с ружьем на перевязи. Подойдя к палатке, он убедился, что за ним никто не следит, и остановился у пятна, несколько часов назад замеченного капитаном Сорвиголовой.

Вынув нож, он начал не спеша, нитку за ниткой, разрезать брезент. Когда образовалось небольшое отверстие, человек заглянул внутрь палатки, освещенной тусклым светом ночников. Прямо перед ним стояла кровать, покрытая шотландским пледом. Полковник крепко спал, а его голова находилась в полуметре от стены палатки. Без колебаний незнакомец просунул в отверстие ствол ружья, приставил к виску полковника и спустил курок. Грянул выстрел, удушливый пороховой дым заполнил палатку.

Когда на крики раненых прибежали сестры милосердия, то увидели младшего лейтенанта хайлендеров, сотрясавшегося от конвульсивных рыданий над телом отца. Герцог Ричмонд лежал на кровати с размозженной головой.

В это время Сорвиголова находился в боевом охранении у переднего края. Буры – храбрые, но беспечные воины, и дисциплина не была на первом месте в этой армии, скроенной по-семейному. Приказы командиров выполнялись кое-как, часовые нередко пренебрегали своими обязанностями, поэтому именно Молокососы лучше всех справлялись с задачей ночной охраны лагеря.