XXVII. Элегантность более разорительна, чем роскошь.

Мы мечтаем избавиться от предрассудков, согласно которым купить вещь — значит выгодно поместить капитал: ведь каждый в глубине души понимает, что и элегантнее, и удобнее пользоваться простой фарфоровой посудой, чем хвастаться перед гостями чашей, которую Константен[85]украсил копией Рафаэлевой Форнарины[86]. На свете существуют шедевры искусства, которыми подобает владеть одним лишь королям, и памятники, принадлежащие народам. Глупец, допускающий в свою жизнь хотя бы один-единственный предмет, связанный не с его обычным, а с более роскошным образом жизни, хочет выдать себя за того, кем он не является, и тем самым расписывается в собственной беспомощности, которая, как мы постарались показать, просто смешна. Подобную манию величия разоблачает следующая максима:

XXVIII. Поскольку элегантность — плод разумного честолюбия, все, в чем сквозит излишнее тщеславие[87], можно назвать плеоназмом[88].

Удивительная вещь!.. Все остальные положения нашей науки — лишь продолжение этого великого принципа: ведь главный закон жизни на широкую ногу — единство[89].

Многие упрекают нас в том, что наши деспотические афоризмы понуждают к громадным тратам.

Каким же нужно обладать состоянием, говорят нам, чтобы следовать вашим теориям?.. Мы закажем новую мебель, новые обои, новую карету, обобьем будуар новым шелком, а на следующий день какой-нибудь напомаженный щеголь, прислонившись к стене, оставит на наших обоях пятно, какой-нибудь злодей нарочно наследит на ковре? неуклюжий кучер встречного экипажа поцарапает нашу карету? Наконец, какой-нибудь наглец переступит священный порог будуара?

Эти возражения, изложенные с той настойчивостью, какой в совершенстве наделены спорящие женщины, рассыпаются в прах от следующего афоризма:

XXIX. Благовоспитанный человек не считает себя единоличным владельцем своего имущества: он предоставляет его окружающим.

Человек элегантный не говорит, как король: наш экипаж, наш дворец, наш замок, наши лошади, но он умеет придать всем своим поступкам оттенок королевской щедрости, словно приглашая всех сограждан разделить с ним его богатства. Недаром эта исполненная благородства теория зиждется еще на одном тезисе, не менее важном, чем предыдущий:

XXX. Если вы приглашаете кого-то в гости, значит, вы считаете его человеком своего круга.

Отсюда следует, что в мнимых бедах, которые незадачливая хозяйка дома приписывает следованию нашим догматам, повинна лишь ее неразборчивость в знакомствах. Как может хозяйка дома жаловаться на пренебрежение или неопрятность гостей? Разве во всем этом виновата не она сама? Разве не существует у светских людей своеобразных масонских знаков, благодаря которым они без труда узнают друг друга?

Человеку, который принимает только людей своего круга, нечего бояться; ему грозят лишь те удары судьбы, от которых не застраховано ни одно живое существо. В Англии, где аристократия преуспевает как нигде, незаменимый атрибут жилища — передняя, где принимают людей не своего круга. Этикет узаконивает ту дистанцию, которая отделяет людей праздных от людей трудящихся. Философы, фрондеры, насмешники, издевающиеся над церемониями, все же не станут принимать лавочника, пусть даже он входит в число избирателей[90], так же радушно, как маркиза. Отсюда вовсе не следует, что модники презирают тружеников: напротив, они отзываются о них в высшей степени уважительно, именуя их людьми почтенными.

Человеку элегантному так же не пристало смеяться над промышленником, как мучить пчелу или докучать художнику: это дурной тон.

Итак, двери гостиных открыты лишь для людей, которые элегантны от природы, подобно тому, как на борт корабля должны всходить лишь природные моряки. Если вы согласны с этой мыслью, то вы не станете возражать против ее развития, а именно, против основополагающего тезиса:

XXXI. В элегантной жизни нет высших и низших — здесь все равно могущественны.

В хорошем обществе никто не скажет: «Честь имею...» Здесь никто не является ничьим покорным слугой.

Ныне приличия рождают новые формулы, которым люди со вкусом умеют найти применение. Тем, кому не хватает воображения, мы советуем заглянуть в письма Монтескье[91]. Этот знаменитый писатель с удивительной изобретательностью разнообразил окончания самых незначительных своих посланий, избегая нелепого «Честь имею».

Поскольку люди элегантные воплощают в себе природную аристократию страны, постольку они должны относиться друг к другу как равный к равному. Талант, деньги и положение в обществе дают одинаковые права, и может случиться так, что сегодня вы удостоите человека, с виду хилого и невзрачного, лишь легкого кивка головы, а завтра он станет первым лицом в государстве, и наоборот, тот, перед кем вы сегодня заискиваете, завтра превратится в ничтожество, имеющее деньги, но лишенное власти.