Ну вот! А я только обрадовалась, что сегодня вернусь домой пораньше!

– Почему? – Конечно, это не самое большое разочарование в моей жизни, и спорить с начальством я не приучена, но боюсь, что голос у меня прозвучал недовольно. – За что ему такая честь?

– Мужчина, много лет беззаветно и, судя по всему, безответно влюбленный в женщину, способен на самые неожиданные поступки. – Александр Сергеевич нахмурился и добавил неопределенно: – Разные случаи бывали…

– Елизавета Петровна уверена, что он не имеет к этой истории никакого отношения, – напомнила я.

– Это ее личное мнение. А я хочу составить свое собственное. Перевозчикова сказала, что его как раз вечером ловить нужно, так? Вот и не тяни, обеспечь мне встречу с этим Ромео.

Шеф удалился в кабинет, а я повернулась к Ниночке и пожаловалась:

– Я-то думала, сегодня пораньше домой вернусь.

– У тебя дела или, наоборот, праздник семейный? – сочувственно спросила она.

– Нет, ничего особенного. Просто… не знаю, маме приятно будет.

– Мама – это важно, – согласилась Нина.

– Вот! А я с этим Ставровским – пока созвонюсь, пока договорюсь, пока съезжу за ним – когда домой вернусь, уже не сегодня, а завтра будет!

То, что я ошибалась в оценке своего ближайшего будущего, выяснилось через минуту. Я только нашла номер, записанный Елизаветой Петровной, и потянулась к телефону, когда раздался стук в дверь. Это был Стук с большой буквы. Громкий, четкий, идеально совпадающий по темпу со знаменитым бетховеновским «Судьба стучится в дверь»!

– Да-да, заходите, пожалуйста! – громко откликнулась Нина.

Дверь распахнулась, и через порог неторопливо шагнул пожилой человек. Невысокий и тщедушный, он внес себя в приемную так величественно, что мы с Ниной невольно встали.

– Семен Евгеньевич Ставровский, – с достоинством представился посетитель. Снял шапку, стряхнул с нее снег и слегка поклонился: – Народный артист.

– Семен Евгеньевич! – искренне обрадовалась я. – Как хорошо, что вы к нам зашли!

– А вы, я полагаю, та самая молодая сотрудница, – милостиво осведомился он. – Рита.

– Именно так. А это, – я указала на Нину, – наш секретарь-референт.

– Счастлив познакомиться. – Ставровский отвесил еще один поклон. – А теперь, милые дамы, я хотел бы побеседовать с вашим руководством.

– Одну минуточку!

Поскольку я находилась ближе к двери в кабинет шефа и все равно стояла, то возложила на себя обязанность доложить Баринову о приходе так заинтересовавшего его человека.

– Сан Сергеич! Вы заказывали друга семьи Перевозчиковых? Он в приемной.

– Ты ему звонила или сам пришел?

– Сам пришел. О моем существовании знает, но разговаривать желает с вами.

– Разумный подход, – кивнул Баринов. Я предпочла посчитать его слова шуткой и ответила широкой улыбкой. – Пусть заходит.

В дверь шефа Семену Евгеньевичу стучать не пришлось – я предупредительно распахнула ее, – в остальном же действия Ставровского не отличались от того, что мы с Ниной уже имели счастье наблюдать. Тот же неторопливый шаг, тот же исполненный собственного достоинства наклон головы, те же и с той же интонацией произнесенные слова:

– Семен Евгеньевич Ставровский. Народный артист.

– Александр Сергеевич Баринов, руководитель агентства «Шиповник». – Вы можете сказать, что я пристрастна, но, честное слово, «наше все» держался ничуть не хуже! А если учесть более внушительную комплекцию (ростом шеф, конечно, тоже не вышел, но худощавым его никто бы не назвал), то и лучше. – Прошу садиться.

Аккуратно поддернув брюки с идеально заглаженными стрелками, Ставровский опустился в кресло и, посчитав прелюдию законченной, перешел к делу:

– Я хочу, чтобы вы разъяснили мне, что собираетесь предпринять в связи с неприятностями Лизы.

– Простите, я вас не понимаю…

Не так часто мне приходится видеть шефа по-настоящему удивленным. Впрочем, и сама я смотрела на посетителя круглыми глазами. Он действительно считает, что мы вот так, ни с того ни с сего, начнем делиться с ним информацией о делах клиента?

Ставровскому наша реакция не понравилась. Он раздраженно стукнул каблуком об пол и наклонился вперед:

– А что тут непонятного? Я имею в виду эту абсурдную историю про якобы имевшее место отравление!

– Отравление действительно было, – перебил его шеф. – И женщина умерла.

– А при чем здесь Лиза? Это же абсолютная нелепость! Лиза – чистейшая и честнейшая женщина, и обвинять ее в каких-то диких преступлениях, чуть ли не в массовых убийствах, на основании бреда умирающей… – Семен Евгеньевич выразительно развел руками, дескать, любые объяснения тут излишни. – Но вы же знаете, как работает наша милиция! К счастью, Лиза прислушалась к голосу разума и обратилась к профессионалам.

– Голос разума – это, очевидно, ваш? – уточнил Александр Сергеевич.

Ставровский, не вставая со стула, отвесил легкий, но исполненный достоинства поклон:

– Не буду скрывать, я советовал Лизе предпринять нечто подобное. И разумеется, теперь я хотел бы знать подробности.

– Простите. – Шеф сменил тон на строго официальный. – Одно из основных условий нашей работы – это полная и абсолютная конфиденциальность. Я понимаю, что как друг семьи Перевозчиковых…

– Увы, – перебил его Семен Евгеньевич, – почетное звание друга семьи ныне утратило силу – семьи Перевозчиковых больше не существует. Но я всегда был другом Лизы и остаюсь им. И поверьте, – он прижал руки к груди (картинно и неестественно, на мой взгляд), – ее проблемы для меня важнее, чем любые собственные. Я хочу знать, что я могу для нее сделать.

– Прежде всего вы можете ответить на несколько вопросов.

– Готов! – почти выкрикнул Ставровский и энергично тряхнул головой, напомнив мне пуделя Артемона из фильма, который я очень любила в годы далекого детства.

– Вы были знакомы с Натальей Денисовной Перевозчиковой?

– С этой женщиной? За кого вы меня принимаете? – напыжился Ставровский. – Я очень разборчив в знакомствах, и всякие… – он замялся на мгновение, – в общем, девицы, позволяющие себе крутить амуры с немолодыми женатыми мужчинами, меня не интересуют.

– Но вы ее видели?

– Разумеется. Я уже сказал вам, что все неприятности Лизы воспринимаю как свои. И когда я узнал о существовании этой роковой красотки, то посчитал своим долгом… В общем, ничего особенного. О покойниках, конечно, дурно говорить не принято, но будем объективны. Личико стандартное, фигура тоже не вызывает интереса. Глаза красивые, но они же нарисованные! А сотри макияж, так ничего нет, абсолютно пустые! Ни души, ни искры Божьей… ничтожество. Право, я никогда не был высокого мнения об Олеге, но определенным интеллектуальным уровнем он все-таки обладает. Не понимаю, как он мог польститься на эту куклу.