«Как решит мой мужчина. Сколько скажет, столько и будем», — весело отвечает она.

Следующий вопрос: «Почему вы не показываете своего жениха? Вам есть, что скрывать?»

Злата миленько смеется, убирая прядь волос с лица. Мне вдруг становится не по себе. Странное чувство, будто что-то изнутри царапает и в животе пустота. Пульс начинает частить, я впиваюсь глазами в экран и дыхание задерживаю.

«Его сложно поймать, сегодня чуть свет умчался по делам! Да и... когда я начала вести этот блог, одним из условий было, что жениха в нем не буду показывать. Но давайте попробую, хотя бы кусочек...»

Камера движется в сторону усадьбы. Я напрягаюсь. Вдруг она зацепит Данила? Он ведь там где-то, наверное. Сама тут же злюсь на себя! Решила же не думать о нём!

Телефон звонит, номер незнакомый.

О Господи!

Я едва не роняю его из рук в мокрую траву! Провожу по экрану и прижимаю к уху.

— Да?

— Привет. Это Данил, — быстрый голос.

Бах-бах-бах.

— Какой Данил? — выдавливаю я.

Варя присаживается и смотрит на меня.

— У которого только сегодня первый день глаза не болят, маньячка. — Потом другим тоном и тише: — Я занят. — И снова в трубку: — Увидимся?

Его чуть насмешливый тон заставляет улыбнуться.

— Колхозник, что ли? — говорю я.

— Ага. Милое у тебя было платье сегодня. Оказывается, есть и длинное.

— Дождь опять начинается, я пошла в дом. — Варя поднимается с лавки.

И правда начинается, а я и не заметила.

— Я тоже сейчас подойду, — говорю сестре. Потом в трубку: — Зачем нам видеться?

— Сегодня в семь.

— Зачем? — повторяю важный вопрос.

— Буду ждать там, где оставил тебя в пятницу.

— Я не приду.

Данил молчит пару мгновений.

— Не покусаю, не бойся. Мне пора, до вечера.

С этими словами он кладет трубку.

«Я не приду!!!» — быстро печатаю сообщение и отправляю ему в Ватсапе, но оно так и висит непрочитанным.

Час, второй, третий висит... Вот уже шесть, вот полседьмого.

Вдруг что-то важное сказать хотел? Я хожу из угла в угол. Ментовский разувается в сенях — видеть его не хочу.

Может быть, ничего страшного, если мы с Данилом встретимся еще разок?

Блин!

Я надеваю юбку, хватаю зонтик и, сказав, что до магазина, выхожу на улицу.

Когда добираюсь до молокозавода, дождь хлещет как из ведра. Я нахожу местечко, где крыша целая, и стою, жду. Пять минут, десять... В половину восьмого придет автобус — если что, сяду на него и доеду до дома.

Озираюсь по сторонам, зябко обнимая себя.

Семь двадцать. Я вытираю непрошеные слёзы. Сообщение о том, что не приду, так и висит непрочитанным.

С Данилом ведь ничего не случилось?

Данил

Несколькими часами ранее

— Какая же ты скотина, — говорит Родион, неловко поерзав в кресле отца.

Я на пороге кабинета застываю, взгляд в брата кидаю, быстрый и недобрый. Мы не так давно вернулись из станицы — утрясали кое-какие дела. Но толком пока не разговаривали.

— Тебе уступить, босс? — Родион изгибает бровь и разводит руками.

— Да нет, ты ведь мечтал об этом. Посиди пока. — Я гашу ухмылочку, от которой самому тошно.

Подхожу к черному кожаному дивану и плюхаюсь на него. Управляющий Иван Ильич семенит следом. Родион закатывает глаза и бормочет себе под нос:

— Каким был ублюдком, таким и остался.

Неприятный холодок пробегает по спине. Мне не хочется реагировать, но с тех пор, как оказался в этих локациях вновь, не получается.

— Другие обзывалочки за последние десять лет не выучил? — смеюсь я.

— Выучил. Но надеюсь, что они не понадобятся и мы всё решим полюбовно. Сейчас подъедет Шубин с деловым предложением, от которого ты не откажешься. Бабло делим, так уж и быть, пополам, раз батя под конец жизни не смог определиться, кого из нас ненавидит меньше.

— Меня вроде бы. Исходя из последнего завещания.

— Он тебя давно не видел просто. Да и... Кулак его каждый месяц переписывал, тебе всего-навсего повезло, — отмахивается Родион.

Он откидывается в кресле, но как-то уж слишком самонадеянно, поэтому что-то не выдерживает. Брат едва не падает. В последний момент успевает схватиться за стол, который с жутким скрипом подвигается к нему по полу.

Иван Ильич крякает рядом. Я бросаю взгляд на часы. Какой же нескончаемый сегодня день, вашу ж мать! Когда встаешь в пять, всегда так.

Злата, наверное, только-только проснулась, валяется в постели. Утренний секс — ее конек. Можно вообще без прелюдий, как угодно — ей нравится.

И несмотря на мое идиотское тошнотворное равнодушие, которое пока упорно никуда не хочет деваться, как ни пытаюсь от него избавиться, — снять бы, словно заношенную осточертевшую рубашку, смять и выбросить, — именно в данный момент я бы предпочел лежать с ней рядом. С теплой, податливой. И какой-никакой, но моей. Хоть что-то же в этой жизни должно принадлежать мне без борьбы и проволочек.

— Ну и где твой Шубин? — говорю я, вновь взглянув на часы.

— Едет. Расскажи лучше, как твои дела? Обжился? — Родион начинает осматривать бумаги, что лежат на столе. Заглядывать в ящики. — Всё же десять лет прошло, многое поменялось.

Он прижимает платок к лицу и громко чихает.

— Будь здоров, расти большой.

Дверь открывается, заходит Раиса Германовна. Она отвечает за порядок и питание в доме столько лет, сколько я себя помню. Замечательная женщина, в детстве я ее любил. Но сейчас она в глаза мне старается не смотреть. Как, впрочем, и все местные.

— Там приехал кто-то, — говорит отвратительно уважительно. Можно подумать, не она меня веником гоняла по кухне лет пятнадцать назад. — Вы выйдете, или позвать?

— Пусть заходит, дорогу он знает, — распоряжается Родион.

Раиса Германовна кивает и исчезает в дверном проеме. Через минуту появляется высокий мужчина лет сорока. Рыжеволосый, с упрямыми светлыми глазами и тонкими губами. Не нравится мне сразу, в общем.

Шубин присаживается на стул и начинает долго и настойчиво лить воду.

— Таким образом, — заканчивает он, — я не вижу необходимости ждать эти пять месяцев. Заключим предварительный договор, дальше мы с Иваном Ильичом уже продумаем, как что делать. И начнем подготовительные работы. А вы можете быть свободны.