Задание на дом. Изучите типы романов: городской, мистический, исторический и пр. В чем особенности каждого из них? Достаточно ли вам информации, найденной в Интернете? Можете ли вы выявить характерные особенности каждого типа, основываясь на классиках выбранного жанра, или вам необходимо пойти на литературные курсы и получить как можно более полную информацию, потренироваться в написании текстов разных жанров и типов?

Как часто мы слышим вокруг: «посмотрите, он настоящий Обломов», «вылитый Плюшкин», «Остап Бендер в действии», «тургеневская барышня», «человек в футляре», «тоже мне, Евгений Онегин» и не задумываемся о том, что все это – персонажи классических произведений, ставшие нарицательными, знаковыми в русской литературе. Актуальные, яркие персонажи, отображающие эпоху и ее проявления, а иногда и целую культуру, ее особенности, национальные специфические черты, верно и точно переданные писателем, не только становятся неотъемлемой составляющей литературы, но и входят в повседневный обиход речи современных людей, меряющих других по знакомым меркам и эталонам. Умение создать яркий, запоминающийся, знаковый персонаж – одно из главных условий успеха литературного произведения в целом.

Задание на дом: перечитайте «Мертвые души» Гоголя, посмотрите, насколько ярки образы самого Чичикова, Ноздрева, Коробочки, Собакевича, Плюшкина и других. Какими выразительными средствами писатель достигает цели, характеризуя каждого из персонажей? Идет ли в ход только описание персонажей, или еще важны диалоги, поступки героев, восприятие персонажей через отношение к ним других действующих лиц? Посмотрите описание персонажей у других известных писателей: Чехова, Достоевского, Толстого, Салтыкова-Щедрина (рекомендую «Господа Головлевы»)…

Сравните описание двух персонажей у Гоголя:

Собакевич:

«Когда Чичиков взглянул искоса на Собакевича, он ему на этот раз показался весьма похожим на средней величины медведя. Для довершения сходства фрак на нем был совершенно медвежьего цвета, рукава длинны, панталоны длинны, ступнями ступал он и вкривь и вкось и наступал беспрестанно на чужие ноги. Цвет лица имел каленый, горячий, какой бывает на медном пятаке. Известно, что есть много на свете таких лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила, не употребляла никаких мелких инструментов, как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со всего плеча: хватила топором раз – вышел нос, хватила в другой – вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза и, не обскобливши, пустила на свет, сказавши: „Живет!“ Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был у Собакевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей не ворочал вовсе и в силу такого неповорота редко глядел на того, с которым говорил, но всегда или на угол печки, или на дверь. Чичиков еще раз взглянул на него искоса, когда проходили они столовую: медведь! совершенный медведь! Нужно же такое странное сближение: его даже звали Михайлом Семеновичем. Зная привычку его наступать на ноги, он очень осторожно передвигал своими и давал ему дорогу вперед. Хозяин, казалось, сам чувствовал за собою этот грех и тот же час спросил: „Не побеспокоил ли я вас?“ Но Чичиков поблагодарил, сказав, что еще не произошло никакого беспокойства».

Плюшкин:

«У одного из строений Чичиков скоро заметил какуюто фигуру, которая начала вздорить с мужиком, приехавшим на телеге. Долго он не мог распознать, какого пола была фигура: баба или мужик. Платье на ней было совершенно неопределенное, похожее очень на женский капот, на голове колпак, какой носят деревенские дворовые бабы, только один голос показался ему несколько сиплым для женщины. „Ой, баба! – подумал он про себя и тут же прибавил: – Ой, нет!“ – „Конечно, баба!“ – наконец сказал он, рассмотрев попристальнее. Фигура с своей стороны глядела на него тоже пристально. Казалось, гость был для нее в диковинку, потому что она обсмотрела не только его, но и Селифана, и лошадей, начиная с хвоста и до морды. По висевшим у ней за поясом ключам и по тому, что она бранила мужика довольно поносными словами, Чичиков заключил, что это, верно, ключница… Пока он рассматривал все странное убранство, отворилась боковая дверь и взошла та же самая ключница, которую встретил он на дворе. Но тут увидел он, что это был скорее ключник, чем ключница: ключница по крайней мере не бреет бороды, а этот, напротив того, брил, и, казалось, довольно редко, потому что весь подбородок с нижней частью щеки походил у него на скребницу из железной проволоки, какою чистят на конюшне лошадей. Чичиков, давши вопросительное выражение лицу своему, ожидал с нетерпеньем, что хочет сказать ему ключник. Ключник тоже с своей стороны ожидал, что хочет ему сказать Чичиков. Наконец последний, удивленный таким странным недоумением, решился спросить:

– Что ж барин? у себя, что ли?

– Здесь хозяин, – сказал ключник.

– Где же? – повторил Чичиков.

– Что, батюшка, слепы-то, что ли? – сказал ключник. – Эхва! А вить хозяин-то я!

Здесь герой наш поневоле отступил назад и поглядел на него пристально. Ему случалось видеть немало всякого рода людей, даже таких, каких нам с читателем, может быть, никогда не придется увидать; но такого он еще не видывал. Лицо его не представляло ничего особенного; оно было почти такое же, как у многих худощавых стариков, один подбородок только выступал очень далеко вперед, так что он должен был всякий раз закрывать его платком, чтобы не заплевать; маленькие глазки еще не потухнули и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши, когда, высунувши из темных нор остренькие морды, насторожа уши и моргая усом, они высматривают, не затаился ли где кот или шалун мальчишка, и нюхают подозрительно самый воздух. Гораздо замечательнее был наряд его: никакими средствами и стараньями нельзя бы докопаться, из чего состряпан был его халат: рукава и верхние полы до того засалились и залоснились, что походили на юфть, какая идет на сапоги; назади вместо двух болталось четыре полы, из которых охлопьями лезла хлопчатая бумага. На шее у него тоже было повязано что-то такое, которого нельзя было разобрать: чулок ли, подвязка ли, или набрюшник, только никак не галстук. Словом, если бы Чичиков встретил его, так принаряженного, где-нибудь у церковных дверей, то, вероятно, дал бы ему медный грош. Ибо к чести героя нашего нужно сказать, что сердце у него было сострадательно и он не мог никак удержаться, чтобы не подать бедному человеку медного гроша. Но пред ним стоял не нищий, пред ним стоял помещик».