— Знаешь, приятель, она у меня ценный клад, отлично справляется с работой. Мне не хочется, чтобы у вас были какие-то дела.

— Не хочется? — Киган улыбался. — Ай, как нехорошо. Ладно, кончай трепаться и приведи ее. А то я на днях загляну сюда с Силком и устрою тебе веселую жизнь. Шевели ногами, ирландец. Говорят тебе: у меня к ней дело.

Серьезную угрозу О'Брайен чувствовал с полуслова. Он прикинул, что из-за Дрены не стоит рисковать заведением, и удалился. Киган уселся за пустой столик. Перед ним неслышно появился официант, но Киган отослал его.

Дрена Френч протолкалась через толпу матросов, хлопая особенно наглых по рукам. Она была в униформе клуба, а лозунг на заду гласил: «Всего две половинки, а сколько страсти!»

Поравнявшись со столиком Кигана, Дрена с интересом стала рассматривать посетителя. Лицом — просто куколка, но Дрена не обманывалась: О'Брайен успел рассказать ей, что за штучка этот парень.

— Ты ко мне, милый? — промурлыкала она, склонившись над Киганом.

— Переоденься, — велел он, — встретимся через десять минут. У меня к тебе дело.

— Милый, ты же не ребенок, должен понимать, что при моей работе уйти в такое время никак нельзя. А кроме того, дела — это такая скучища…

Кигану очень хотелось влепить ей оплеуху, но связываться с шестеркой вышибал О'Брайена ему было не с руки. Подавив злобу, он проговорил:

— Детка, с моим делом не соскучишься. Работенка не пыльная, а справишься — десять косых твои.

Дрена обомлела.

— Шутишь?

— Нет. — Киган вынул из бумажника три банкнота по сто долларов. Дав Дрене полюбоваться, он свернул их и засунул ей за лифчик. — Поторопись, детка. Жду через десять минут. — Киган поднялся и вышел из клуба.

Из облака сигаретного дыма вынырнул О'Брайен:

— Чего ему надо?

— Сама не знаю. — Дрена достала деньги и показала хозяину. — Говорит, что есть для меня работа. — Она было хотела сказать и о десяти тысячах, но спохватилась и прикусила язык. — Могу я уйти, Шейн?

— Иди, если хочешь. Но будь начеку. Этот парень само очарование, но и кусает не хуже кобры.

— Ничего, послушаю, что он скажет. А в случае чего, я сумею за себя постоять. — И Дрена отправилась к себе, виляя бедрами, отчего ее лозунг закачался, как на демонстрации.

Она переоделась в поношенное нейлоновое платье и туфли на низком каблуке и спустя пятнадцать минут вышла из клуба.

Киган поджидал ее в «тандерберде». Он распахнул дверцу, и Дрена уселась рядом.

— Хозяину ты не нравишься, — сообщила Дрена. Роскошная машина произвела на нее впечатление. — Он говорит, что ты хуже кобры.

— Неужели? — Киган дал газ и выехал на улицу. — А может, он и прав.

Он привез Дрену на пустынный пляж, остановил машину и погасил фары.

— Давай о деле, детка. Значит, так: карты сдаю я — играешь ты. Хорошо сыграешь — зашибешь десять тысяч. На случай, если у тебя со слухом не в порядке или если думаешь, что я шучу, повторяю: десять тысяч долларов.

Дрена в изумлении раскрыла рот. Она глянула в холодные зеленые глазки и ощутила, как по ее телу прокатилась волна возбуждения. Этот парень зря трепаться не будет. Долгий опыт общения с мужчинами подсказывал ей, что он не врет.

— Продолжай, — еле выговорила Дрена. Голос ее дрожал, и пальцы сжались в кулаки. — Тебя слушать — лучше всякой музыки.

— И то верно, — ответил Киган. — На десять тысяч можно пожить в свое удовольствие. — Он закурил, но Дрене не предложил. Незачем. Киган считал, что с женщинами можно спать и использовать их для дела, а хорошие манеры — излишняя роскошь.

— Меня твой дружок, Фред Льюис, очень интересует.

Дрена очень удивилась:

— Фредди? Почему?

— Детка, задавать вопросы буду я. Так вот, этот Льюис… как у вас с ним?

Дрена скорчила гримасу:

— Липнет ко мне. Хочет жениться. Может, потом, когда клуб мне осточертеет, я и решусь… Но не сейчас.

— А он что?

Дрена пожала плечами:

— С ума по мне сходит. Да, конечно, для девушки вроде меня хорошо, когда есть простофиля, который по тебе сохнет. Но он беден. А с девушками без денег нельзя.

— Он с тобой спит? — спросил Киган.

Дрена отпрянула:

— Какого черта ты лезешь не в свое дело? Я тебе…

— Захлопни пасть, — сказал Киган, даже не глянув на Дрену. Сквозь ветровое стекло он любовался прибоем. — Я спрашиваю: у тебя с ним что-нибудь было?

Дрена немного подумала.

— Если хочешь знать… Когда такой тюфяк хочет жениться на девушке из кабака, самое главное — показать себя невинной. Думаешь, я этого не понимаю?

Киган достал с заднего сиденья чемодан, положил на колени и откинул крышку:

— Полюбуйся, детка.

У Дрены перехватило дух. Внутри аккуратно покоились пачки пятидесятидолларовых купюр… за всю жизнь она не видела столько денег!

— Здесь десять тысяч, — произнес Киган. — Красиво? Все твое, если справишься.

Он позволил Дрене еще несколько секунд любоваться пачками, потом закрыл чемодан.

— Скажи, что надо сделать. — Дрена прерывисто дышала. — Кроме убийства, я на все пойду, прелесть моя!

И Киган сказал.

Лечебница Гаррисона Уэнтворта располагалась на левом берегу залива Парадиз; из окон было видно море и причал для яхт вдалеке. Массивное здание занимало участок в три акра. Зеленые лужайки содержались в безукоризненном порядке. Лечебницу отделяла высокая стена; сторож в будке у ворот встречал посетителей со старомодной вежливостью.

Охрана здесь строгая. Каждого пациента запирают на два замка, во всех коридорах дежурят опытные санитары. В комнатах установлены кондиционеры, а окна из небьющегося стекла всегда закрыты. Вроде и не тюрьма, но только ни один пациент отсюда ни разу не сбежал.

Лечебница — одна из самых дорогих и привилегированных в мире — рассчитана на двести человек, в настоящий момент в ней проживают сто двадцать два пациента: это преступники, признанные невменяемыми. Все они люди с положением, есть и молодые, но большинство — старики. По крайней мере, пятьдесят человек — опасно буйные.

Кроме доктора Макса Херца, владельца лечебницы, в штат входят два врача, сестра-хозяйка и десять санитаров. Агенты Линдсея дали ему досье на каждого, и в конце концов он остановился на кандидатуре Фреда Льюиса. Агенты донесли, что Льюис молод, влюблен в танцовщицу из ночного клуба, отчаянно нуждается в деньгах и недоволен своей работой.

Линдсей знал, каким образом можно прибрать к рукам танцовщицу. Он был уверен, что она сумеет убедить Льюиса, если удастся поразить ее воображение крупной суммой денег. Вот почему Линдсей дал Кигану десять тысяч долларов наличными. За такие деньги женщины ее пошиба способны сотворить чудеса.