ограничивалась религиозной сферой и была весьма широка: это был язык средневековой науки, литературы, делопроизводства и прочее. Связано это с тем, что латынь как продукт античной римской цивилизации не была изначально связана с христианством и лишь по мере экспансии последнего адаптировалась католической церковью для религиозных нужд. Латынь в западнохристианском мире (в том числе и в его славянском сегменте) играла роль универсального языка высокой культуры, языка цивилизации. Доминирование латыни в эпоху Средневековья привело к достаточно позднему формированию западноевропейских литературных языков, которые громко заявляют о себе только в эпоху Возрождения.

Кроме того, как отмечает белорусский лингвист Н. Мечковская, в силу генетической удаленности латыни, у западных славян «книжно-письменное развитие пошло по пути создания двух относительно автономных литературных традиций — на латинском и на народном языке (Н. И. Толстой назвал такую ситуацию „двулитературность“){23, c. 263}. При этом латинская литература и письменность на народном языке не смешивались, подобно тому, как нельзя было смешать латынь и славянский и построить нормальное (не комическое, не пародийное) высказывание на „латинско-польском“ или „латинско-чешском“ языке». В силу этого влияние латыни на западнославянские языки было хоть и существенным, но все же весьма ограниченным.

У восточных славян ситуация складывалась по-другому. Церковнославянский язык не имел такого универсального характера, как латынь: он создавался как сугубо богослужебный язык, не предназначенный для светских нужд. Однако создание славянского богослужебного языка запустило у православных славян процесс формирования собственных письменных языков для светских нужд. Влияние греческого языка — языка Византии, откуда пришло православие, — на православных славян было значительно меньшим, чем латыни у западных славян, в силу того, что православные славяне не использовали греческий в качестве сакрального языка.

Церковнославянский, будучи в значительной мере «калькой» с греческого, вместе с тем, обособлял славян от греческой языковой стихии и стимулировал достаточно раннее развитие самостоятельной литературно-языковой традиции.

Причем эталоном для формирования светских литературных языков служил сам церковнославянский язык.

Как отмечает Н. Мечковская, «в ареале Slavia Orthodoxa письменно-литературное развитие пошло по пути гибридизации церковнославянского и народного языка. У сербов, болгар и у восточнославянских народов существовала своя (у каждого — своя) относительно цельная словесность, в которой церковнославянский и народный язык в течение веков ощущались как два стиля, т. е. как две функциональные разновидности одного языка. Только значительно позже языковое сознание говорящих начинает ощущать „славенский“ и „простой“ слог именно как разные языки (в Беларуси и Украине — с середины 17 в., в Московской Руси — с конца 17 в., в Сербии и Болгарии — со второй половины 18 в.). […] В произведениях средневековой словесности церковнославянская и народная языковая стихии соединялись и смешивались, при этом в разных жанрах и видах письменности смешение происходило в разной пропорции. „Удельный вес“ церковнославянского компонента был максимальным в церковной письменности, средним — в летописях, еще меньшим (но не малым!) — в произведениях светской литературы (напр., в „Слове о полку Игореве“) или в „низовой“ литературе (напр., в русской бытовой прозе 17 в.), а также в деловой письменности (канцелярской и юридической)»{23, c. 264}.

Со временем доля церковнославянизмов в литературных языках православных славян снижается. По свидетельству той же Н. Мечковской, «на Руси доля „выдержанных“ церковнославянских текстов уменьшалась в направлении от 12 до 17 в. (в Болгарии и Сербии до конца 18 в.)» [там же], что вполне закономерно. Церковнославянский — «застывший», канонизированный язык церкви, сама сфера применения которого подразумевает максимальный консерватизм и минимальную изменчивость. Напротив, светский язык по своей природе изменчив, так как должен реагировать на изменение социальных, экономических, исторических, культурных и прочих реалий.

Безусловно, сыграло свою роль и ослабление влияния церкви в Новое время. В силу этого, приняв большой пласт церковнославянизмов на раннем этапе формирования, литературные языки Slavia Orthodoxa постепенно удалялись от церковнославянского, пополняясь за счет разговорной лексики, а также заимствований из других языков. Тем не менее, многовековая ориентация на церковнославянский как на языковой эталон отложила свой неизгладимый отпечаток на все языки Slavia Orthodoxa. Забегая вперед, отметим, что отношение к церковнославянскому наследию во многом определило сложности и конфликты в языковом процессе на белорусских землях.

Формирование языковой специфики Белоруссии

Говоря о Белоруссии как о части восточнославянского языкового пространства, следует сказать несколько слов о самом понятии «восточные славяне». Термин «восточные славяне», употребляемый в одном смысловом ряду с западными славянами, несколько лукав. Этот термин был введен в оборот в ХХ веке как результат большевистской национальной политики, направленной на формирование трех самостоятельных наций — русской, белорусской и украинской. Именно в этом контексте и появляется термин «восточные славяне» как собирательное наименование. В этом собирательном значении он вытесняет понятие «русские», использовавшееся до революции.

Подобную терминологическую подмену нельзя признать удачной, так как понятие «русские» указывало на глубинные связи, которые объединяют восточных славян и которых нет у западнославянских народов. Понятие «восточные славяне», по сути, стирает этот акцент.

Западные славяне практически с самого момента своего выхода на арену истории предстают в виде нескольких самостоятельных этноязыковых общностей с собственной логикой развития. На севере западнославянского ареала формируется польская общность, на юге Великоморавская держава запускает процесс этногенеза чехов и словаков.

Восточные славяне не знали подобного разделения, выступив на историческую авансцену как языковая, политическая и конфессиональная целостность с самоназванием Русь.

Русь, русские люди, русская вера, русский язык — этими понятиями на протяжении столетий пользовались на всем пространстве восточнославянского мира; ничего подобного западнославянский мир, разумеется, не знал.

Этнокультурное единство имело и языковое измерение, связанное со складыванием общей для всех восточных славян письменной культуры. Ее основы заложило принятие православия, вместе с которым пришел церковнославянский язык и кириллическое письмо. В тесной связи с церковнославянским развивается древнерусский язык.

Как было отмечено ранее, для литературной традиции православных славян эпохи Средневековья было характерно смешение церковнославянского с местной диалектной основой. Таким гибридным языком был и древнерусский, причем степень влияния церковнославянского варьировала в зависимости от стилистического регистра (то есть характерного для современных национальных языков единообразного литературного стандарта не было).

Диалектной основой древнерусского языка, по всей видимости, служил столичный киевский говор. Однако здесь следует лишний раз подчеркнуть, что в древнерусский период еще не оформились значимые диалектные различия не только внутри восточнославянского мира, но и славянские языки в целом находились на стадии еще не до конца распавшегося праславянского единства.

Таким образом, в древнерусский период шли интенсивные процессы консолидации восточнославянских племен в единый русский народ, и если бы не исторические катаклизмы, разрушившие политическую связность Руси, этот статус восточных славян сегодня ни у кого не вызывал бы сомнения.

Однако к XIII веку древнерусское государство