Ментопитомник – длинное и узкое помещение. До Последней Мировой бомбоубежище использовалось как тир. Даже сейчас на стенах кое-где просматривались облупленные изображения устройства пистолета Макарова и надписи о правилах стрельбы из него. Ментопитомник был стационарным жилищем оседлых диггеров, а также временной стоянкой для диггеров кочевых. Постоянно здесь жили диггеры из числа ремесленников, фермеров, лекарей, те, кто еще (или уже) не мог передвигаться в составе кочевых бригад по малолетству, старости, болезни, а также беременные и кормящие женщины. В поселке имелись некие подобия лазарета с роддомом и детского сада, где до пятилетнего возраста жили дети уходивших в кочевья диггеров. В примыкающих к бывшему тиру помещениях располагались кузнечная и скобяная мастерские, ферма по выращиванию свиней, которых кормили собранными в переходах лишайниками.

Вера, привыкшая к красиво украшенному жилью, к наличию в квартире хотя бы небольшого количества мебели и личных вещей, не могла поверить, что она находится в жилом поселении. Здесь не было ни одного стула, стола, кровати. Несколько небольших матрацев на полу для новорожденных и совсем уж маленьких детей – тех, кого еще не научили управлять своим телом. Даже старики и больные лежали на голом полу. Только на стенах имелось что-то из «обстановки»: вбитые штыри и гвозди с висящими на них рюкзаками диггеров и несколько рядов полок с медикаментами, медицинскими инструментами, небольшим количеством посуды, книг, юбок – и все.

Таким же аскетизмом отличались и сами диггеры: ничего кроме юбок, секачей и рюкзаков с небольшим запасом еды и необходимых инструментов. И светящиеся грибы – эти фантастические порождения подземелий постъядерного мира. Светляки – так называли в Муосе эти похожие на плюшки полушария без корня – давали тусклый неоновый цвет и придавали освещаемым ими помещениям и людям какой-то нереальный призрачный оттенок. Именно этот свет привлекал к себе излюбленную пищу светляков – насекомых и слизней. Бедняги, словно завороженные невиданным свечением, заползали на гриб и сидели там, не замечая, как постепенно обволакиваются губчатой плотью светляка. Грибы лежали на полу и на полках, и фиолетово-голубой цвет делал помещение еще более холодным и неуютным. А «фиолетовые» диггеры обоих полов в коротких кожаных юбках казались Вере порождениями преисподней.

Вера не понимала, как так могут жить эти люди. Своим детским умом она поставила обитателей Ментопитомника по развитию намного ниже уровня жителей ее родного МегаБанка, исходя из простого сравнения внешнего вида поселений и их обитателей. Ей казалось, что они – хуже диких диггеров, потому что даже у тех была одежда, какие-то украшения-побрякушки.

На детей в их небрежных кожаных юбках, затянутых кожаным пояском на талии, она смотрела высокомерно. Ей казалось, что они должны с восхищением смотреть на ее льняной комбинезон с разноцветной вышивкой. Коротко остриженные девчонки-диггерши не могли не завидовать ее русым волосам, затянутым разноцветной тесемкой в хвост, спускающийся ниже лопаток. Но взрослым диггерам было ровным счетом все равно: они не обращали на Веру и ее одежду никакого внимания. А малолетние дети, не видевшие людей в таких одеждах, рассматривали ее как странно вырядившееся пугало. Это еще больше бесило Веру и заряжало ее неприязнью к полуголым полудикарям.

Вера тогда еще не понимала, что именно диггеры наиболее жизнеспособны в условиях Муоса. Интуитивно они шли по буддийскому пути избавления от страданий путем отказа от желаний. Если весь Муос цеплялся за малейшую возможность отвоевать у жестоких подземелий и Поверхности хоть часть тех возможностей, которые были доступны человечеству до Последней Мировой, то диггеры решали проблему недоступности большинства благ другим способом – они отказывались от них.

Уходя, следователь сухо напутствовал Веру:

– Хочешь быть следователем – сначала стань диггером. Не выдержишь – попросишь Антончика, он тебя переправит ко мне, я тебя передам в приют и для тебя все закончится.

Антончик принял Веру в свою бригаду. Он был старшим мужчиной в бригаде, ее бригадиром и бригадиром бригадиров диггерских бригад. В их бригаде, кроме Антончика, было трое мужчин, двенадцать женщин и семеро детей. Несмотря на то, что только единицы мужчин-диггеров вернулись с Последнего Боя, диггеры не приняли многоженства.

Кочевая бригада Антончика была флагманской. Они ходили по всему Муосу, встречались с другими бригадами, разносили новости, координировали действия. Если оседлые диггеры, подобные жителям Ментопитомника, имели аскетичное подобие дома, то у кочевых диггеров дома не было вообще. Они постоянно двигались, не оставаясь больше пары дней на одном месте. Правда, за время постоянных блужданий по Муосу у них появились десятки стоянок, где они чаще всего оставались на отдых на один-два дня. От других подземелий эти стоянки отличались лишь сравнительно большей безопасностью, но даже малейших мер к их обустройству диггеры не предпринимали.

По мере продвижения диггеры собирали слизней и лишайники, которыми питались. Кое-какие припасы они брали в свои рюкзаки из поселений оседлых диггеров. Кое-что подрабатывали проводниками при сопровождении республиканцев и жителей свободных поселений, а также при транспортировке через Муос их грузов.

И они все время учились: учили наизусть Поэму Знаний, тренировали тело, обучались рукопашному бою. Вера еще в Ментопитомнике запомнила, что больные и старые диггеры и даже беременные диггерши изучали Поэму и делали посильные упражнения, как будто в этом заключался смысл жизни.

После относительно сытой оседлой жизни в МегаБанке, где имелись теплая кровать, любимые вещи и свободное время, Вере было нестерпимо тяжело в бригаде. Ей дали кожаную юбку, выбросив, несмотря на ее протесты, ее красивую одежду. Антончик и старшие диггеры учили ее владеть своим телом, чтобы не чувствовать холода, а она ночами стучала зубами, лежа на голом бетоне, или украдкой подыскивала себе кусок картона или ветоши, чтобы хоть как-то укрыться. И все равно не могла заснуть. Ее учили перераспределять энергию тела, а у нее перед глазами плыли большущие вареные картофелины с мегабанковского поля. Ее заставляли наизусть учить Поэму Знаний, а ей хотелось рассматривать книжки с картинками, которых здесь не было, или просто посидеть в тишине, чтобы ее никто не трогал. От многокилометровых переходов босиком по переходам, многие из которых были подтоплены, у нее потрескались и болели ноги. Она плакала по ночам, не в силах больше терпеть такие лишения. Иногда она впадала в полудрему, и ей виделись мама, папа, Костик, она с ними разговаривала, жалуясь на свою жизнь; а они смеялись и говорили, что им уже хорошо.

Через месяц Вера сорвалась. Она нашла вблизи одного из селений кем-то брошенное или потерянное облезлое пальто. Как назло, часом раньше они проходили по полузатопленному коридору, и Вера сильно вымокла в холодной воде. Она укуталась в это пальто. Приятное тепло разливалось по телу. Настроение подымалось. Вера не обращала внимания на удивленные взгляды диггеров.

– Сними это, – потребовал Антончик.

– Зачем?

– Сними это, или ты потеряешь все, что постигла.