Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вздохнул, отпил чайку и задумался. А я вспомнила о письме, нашла его и стала читать.
«Трофимова, оставь Трошина в покое. Мы уже два месяца вместе, я живу с ним. Хотела поговорить, телефон твой не знаю. Если не веришь, можешь завтра к девяти подойти к академии, и увидишь, куда он поедет и с кем».
– Что, приглашает на разговор? Да, от таких нужно держаться подальше. Она и рассчитывает на твою врождённую порядочность, знает, что ты на рожон не полезешь. Но я уверен, что между ними ничего нет. Она хочет, до чёртиков, а он – нет. Даже, если раньше у них что-то и было. Поверь мне, девочка. Нас, мужиков, надо воспитывать всю жизнь, и выдержит это только любящая женщина.
Он ещё немного посидел, рассказал, как познакомился со своей женой, четверть века вместе, допил чай и, уходя, всё-таки, сказал то, что крутилось у него на языке весь вечер.
– Не слушай никого и ничего. Прислушивайся, делай выводы, только не сразу, а когда поймёшь, что есть что. Если плохое, учти и положи на самую дальнюю полку, как пройденный этап, а, если хорошее – живи с этим и радуйся. Это и есть опыт, жизненный, житейский. Но при этом, Валерия, сердце всегда подскажет, оно редко ошибается. Всё у тебя будет в ажуре, хороший ты человечек.
Перед сном опять позвонил Ромка и попросил разрешения приехать ко мне после дежурства, отоспаться, чтобы вечером куда-нибудь сходить. А как же в девять у академии? На душе стало спокойно, после разговора с соседом ещё и теплее. А в девять тридцать курсант в золотых погонах уже стоял в проёме входной двери с ландышами…
Не получалось толком позаниматься. По утрам мы ездили практиковаться в вождении, потом Ромка уезжал на занятия, а у меня всё падало из рук, в голове роились всякие-разные мысли. Находиться с ним рядом, ощущать его, нечаянно соприкасаться, да просто заглядывать в глаза-калейдоскопы и лицезреть сильное, ладное тело становилось невыносимо. И я решилась. После его очередного дежурства приехала, таки, к девяти часам к академии. Уже вернулась Наташка, Витька стал у нас жить, им не хотелось расставаться надолго. Это и понятно. И мне без Ромки тоже не хотелось, я это усвоила уже совершенно точно. Середина мая, тепло, сочная зелень деревьев и травы, переменная облачность, как бы дождь не пошёл. Я с утра пересмотрела весь свой гардероб, нечего одеть. Выручили чисто синие джинсы и белая рубашка, заправленная в них. И чёрные лодочки, подарок Ромки. Я прислонилась к дереву, через дорогу пропускной пункт, не пропущу. Он вышел с Иркой, она, видимо, ждала его внутри. Моё сердце, к которому нужно было прислушиваться, остановилось, ничего не слышно. А эта парочка стала ловить такси. А я – стекать по стволу на землю. Ирка всё норовила поцеловать Ромку и запрыгивала на него, подставляя свои сиськи, тёрлась об него, прижималась. А. Он. Её. Отстранял. Отодвигал от себя сначала аккуратно, а потом уже и грубо. И, посадив в машину, отправил восвояси. До меня долетело: «Пошла ты, ничего не понимаешь, дурында». Слёзы хлынули одновременно с дождём, шпильки провалились в землю, встать стало проблематично. И я крикнула: «Ромка!»
Он не сразу понял, откуда прилетел мой голос, а когда увидел, рванул через дорогу, подхватил меня и затащил под козырёк остановки. Спасать было уже нечего, мы промокли насквозь. А я в белой рубашке была как без неё, всё просвечивало. У Ромки потемнело в глазах, он прижал меня, как бы закрывая от всех, а я только этого и ждала. Дождь? Ураган? Жара? Снегопад? Да наплевать, только бы с ним… Он надел на меня курсантский китель с золотыми погонами, выскочил под дождь, поймал машину, и мы, сцепившись намертво губами, на заднем сидении, мокрые и холодные, улетели в дальние дали, подальше от всех и вся… Дождь смыл все следы ребячества…
Наша свадьба состоялась, как и задумывалась, в конце июня, и мы уехали в Санкт-Петербург, счастливые и глупые, от своей же любви. Всё делали вдвоём, ну только что в туалет не ходили вместе. Доходило до смешного: прокувыркавшись всю ночь, мы засыпали в автобусах, везущих на экскурсии, на корабликах, не увидев толком город, и даже на лавочке в Эрмитаже вздремнули.
– Слушай, Валерка, нам нечего будет рассказать нашим друзьям и родителям, Ну только, если про ночи любви, которые ты мне устраиваешь, моя дорогая жена. Надо взять себя в руки и выспаться, наконец, у нас завтра по плану Кронштадт.
– Тогда спать будем отдельно. Кто первый уснёт, тот на кровати, а второй перебазируется на диван, ужасно неудобный.
Угу, уснёт. Мы промучились пару часов, моё тело горело от вожделения, от желания слопать уже этого мужчину, такого сильного, такого нежного, такого любимого. И я не выдержала, сама воткнула ему в рот свою грудь, и он, довольный, зачмокал, аки младенец, с блаженной поволокой в глазах. Вот и выспались!
Мы наслаждались жизнью. Конечно, я была очарована своим мужем без остатка, просто видеть, слушать его голос, смотреть на улыбку, на ямочку под ней – это ли не счастье. Мне очень хотелось стать для него чем-то, чем никто не будет для него. Со стороны Романа я ощущала теплоту, понимание, постоянную заботу, он любил меня, оберегал, старался предугадать мои желания. И когда уже на свадьбе Наташки и Виктора, после внезапного головокружения, случившегося у меня, моя мамочка разревелась, мы поняли, что я беременна. Эта новость пришибла, я никак не рассчитывала, что моя незаконченная учёба вот так завершится. Ребёнок – не шутки, а у меня только четвёртый курс, ещё два года получать знания. И вот, на тебе. Мы же всё делали, чтобы этого не произошло, старались предохраняться всеми возможными способами! Но моё женское начало встало в позу и подарило мне эту «радость». Если бы не мама, я бы не дожила до рождения ребёнка, все оставшиеся восемь месяцев меня выворачивало наизнанку, а сам процесс родов длился сутки. Варвара Романовна Трошина, весом в четыре килограмма оповестила всю округу о своём появлении таким басом, что любой мужик бы позавидовал, иерихонская труба отдыхает. Я даже переспросила, не мальчик ли у меня? Тринадцатое число, пятница, осталось подарить моей дочери метлу и показать дорогу на шабаш…
Это маленькое чудо с папиными глазами, отнявшее у меня столько