Я украла упаковку карточек Иисуса (их выдавало похоронное бюро на время службы) и подарила их отцу на день рождения. До конца своих дней он просил меня достать еще. Я не могла признаться, что его любимые христианские иллюстрации с прекрасными золотыми листами были украдены и принадлежали мертвецам.

Оглядываясь назад, потеряв многих людей, я бы прожила без многого из того, что я видела в похоронном бюро: тела, завернутые в синие мешки, со скрещенными ногами, кольцами на пальцах, уложенные на полки в холодильнике. Однажды я открыла заслонку крематория. Зря. Могу ли я честно сказать, что в урне лежит весь твой прах? Может быть, а может быть, и нет.

Вторая работа находилась в старом кинотеатре «Бродвей». Я любила и эту работу, но по другой причине. Пока я работала, в кинотеатре шли всего два фильма: Кто подставил кролика Роджера?и Деловая женщина. Две дихотомии. Первая Джессика Реббит «Я не плохая, меня просто нарисовали такой» и другая Меллани Гриффит в роли Тесс, секретарши в Нью Йорке, мечтающей о лучшей жизни, которая прикидывается своей стервозной начальницей, чью роль сыграла Сигурни Уивер.

Эти два фильма оказали сильное влияние на мой молодой ум. Дома мы в основном смотрели классические фильмы, поэтому новые фильмы казались подарком. Меня вдохновила идея подняться, как Деловая женщина, и проделать свой путь через мир мужчин и превзойти ожидания того, на что люди думали, что я способна. С Джессикой Реббит я поняла, что не только наши тела имеют одинаковую форму, она помогла мне понять, что я люблю петь. В утренние часы, когда в театре было один или два человека, я шла в темный проход, включала фонарик под подбородком и пела: «У тебя было много денег, 1922, ты даешь женщинам дурачить себя…», после этого выключала фонарик и бежала обратно в кассу. Я рассматривала такое времяпровождение, как занятие пением. Так, что я обязана своей любовью к пению мультфильму.

Обычно меня отправляли стоять перед кинотеатром. Менеджер мужского пола ставил меня за пределами большой двойной двери и убеждал меня спрашивать людей, хотели бы они пройти внутрь и посмотреть кино – собственная театральная Лолита, поставленная заманить мужчин. Ощущение грязи, и люди, которые приходили, осматривали меня сверху вниз, сначала как будто бы они должны это сделать, так как они собирались купить билет со скидкой. Позже в Голливуде ощущения будут те же.

Меня уволили с обеих работ в течение месяца. Похоронное бюро, потому что они узнали мой возраст и театр, потому что я сказала, нет, когда меня спросили, хочу ли я подсчитывать деньги в кассе.

Мой отец сказал мне, что мы переезжаем из Пещеры в красивый дом 1908 года, на котором он заключил выгодную сделку. Вскоре я узнала, почему он получил хорошее предложение на том месте – это был единственный дом на улице, который не был домом братства. Да, я как девушка с крашеными черными волосами, черной одеждой и еще более черными мыслями, оказалась повергнута в середину Братства университета Вашингтона. Вы, блин, издеваетесь. Идти пешком до автобусной остановки было супер весело, скажу я тебе. Как будто идешь через строй дебилов. Шутники кричали мне вслед, называя меня уродиной. Да, тупицы, я слышала это раньше, и впервые это было скучно. Каждое утро я устанавливала стереодинамики на окно и включала группу Alien Sex Fiend на повторе (представьте себе, кошка визжит вместе с индустриальной музыкой) так громко, как я могла, чтобы побесить их.

В тот момент мы с отцом были заклятыми врагами. Я ненавидела его каждой клеточкой моего существа. Я хотела, чтобы его хоронили в похоронном бюро. Возможно, он хотел того же для меня. Несбалансированный хаос отца был ежедневным в то время. Мой старший брат переехал жить к нам, что было не очень хорошо для него. Мой отец нещадно злился на меня и моего брата, бушуя даже за завтраком. Это был такой постоянный поток аннигиляционных срывов. Мой старший брат смешной, но в подростковом возрасте хлебнул лиха и боролся с постоянным унижением, уходя в себя. Так же, как у него были светлые волосы и синие глаза, а я была темненькой, наши характеры были как день и ночь. Я была жесткой, он чувствительным. Правда, я тоже очень чувствительна, но я воздвигла вокруг себя невидимую броню, чтобы выжить.

Однажды ночью мой брат пошел тусоваться с нашим младшим кузеном Стиви недалеко от Сиэтла. Они шли по обочине, когда пьяный водитель в пикапе свернул и убил моего кузена, сбив его, так что тот пролетел десять футов. Мой брат вынужденно видел, как мозг нашего бедного кузена растекается по тротуару. Когда мой отец узнал, он сказал моему брату, что это должен был быть он. Психическое здоровье моего отца без лечения наносило нам весь возможный урон. Я тосковала по себе прежней. Я наблюдала за детьми с папами и завидовала.

Пришло время зачислить меня в школу, но у меня не было нужных документов. Мы нашли альтернативную школу Нова, которая работала с детьми слишком умными или слишком странными для любого другого места. Это было бы хорошее место для меня, за исключением того, что это все были дети хиппи. Я чертовски ненавидела хиппи. Они напомнили мне мою былую жизнь, и они бесили меня, потому что напоминали хиппи из Детей Бога. Хиппарки читали мне лекции обо всех химикатах в моей помаде «Ревлон». Я отвечала, открывая ее, намазывая побольше и посылая воздушный поцелуй. Мне также понравилось оставлять следы поцелуев на белых стенах. Я всегда попадала в неприятности; было очевидно, кто оставлял следы.

Мой отец отвел меня за покупками для школьного камбека в Рей, открытый магазин с одеждой типа «я-стреляю-по-медведям» со штанами с карманами и анораками – не мое представление о том, где купить одежду. Я походила на Мота, середина между модом – модный образ 1960-х годов и готом. Я делала мини-юбки из черных водолазок с широким горлом из Гудвилла, отрезая шею и надевая их на черные колготки с парой зашнурованных Мартенсов от тети. У меня был свой странный вкус.

Когда я получала какую-то небольшую сумму денег, я тратила ее на порцию кислоты или дорожку спидов и шла танцевать в клуб для всех возрастов the Underground в пятницу вечером. Мне нравилось место, много готов и фриков. Мой тип людей. Они не только играли потрясающую музыку, но я, выше, чем высоко, правила сценой ночного клуба, как тогда беглянкой беглецом на улицах города. Я поднималась туда, вытягивала руки, сбрасывала со сцены королев и объявляла: «Я здесь, сучки, отходите». Я была там, танцуя, как маленькая машинка до 2:00 утра. Обычно я врала и говорила отцу, что провожу ночь дома у подружки, что создавало проблемы со временем. Мне некуда было идти после двух утра, так что я прокрадывалась на кладбище Лейк Вью и спала на одном из старейших кладбищ Сиэтла. Кладбище было великолепно, и Брюс Ли был похоронен там, его могила обычно утопала в апельсинах и монетах. Тишина и безопасность кладбища виделись мне обнадеживающей. Плюс, в кустах парка по соседству все время кто-то занимался сексом, и я не хотела в этом участвовать. Наступало утро субботы, я брела домой мои руки полны цветов, взятых с разных могил. Когда мой отец спросил, где я получила их, я просто говорила, что хороший человек дал их мне на улице. Удивительно, но он покупался каждый раз.

В другие ночи я просто сбегала, делая большое представление из укладывания спать в моем шкафу, а потом уходила через входную дверь, когда слышала папин тихий храп. Я проверяла, чтобы входная дверь оставалась открытой на случай, если кто-то захочет войти и убить его, но никто никогда этого не делал, к моему большому разочарованию.