— Значит так, Соболева. Считай, тебе повезло. Ничего страшного в физическом плане нет. Пару тройку дней и всё будет в норме. Я выпишу тебе от синяков мазь. Витамины пропьёшь. Успокоительные. Старайся следить за питанием. Анализы надо будет ещё раз сдать. Примерно через недели три, четыре, раз не защищалась. Хотя может и пронесёт. И на венерические тоже сдать надо будет…

Врач закончив писать, протянула ей кучу направлений. Милалия безразлично приняв у неё их, не глядя сунула в карман юбки, безотрывно и безэмоционально смотрела прямо перед собой невидящим потухшим взглядом.

— …И на приём через месяц. Ты слышала меня, Соболева? Советую хорошо подумать и взвесить своё решение, если беременность всё же подтвердится, сохранять её или нет. На твоём месте советую сделать аборт. Не замужем. А ты ещё молодая совсем. Что на жизни крест-то ставить. Хотя если есть молодой человек, поговори с ним, может поймёт и простит. Возьмёт тебя с ребёнком…В общем, думай. Забудь то, что я тебе сказала. Сама решай. Это твоя жизнь.

Милалия, находясь в прострации, тихо сказала.

— Это всё? Я могу идти?

Врач сочувственно вздохнула.

— Могу психолога посоветовать хорошего. Бесплатно. Принимает ежедневно. Дать адрес и телефон?

Милалия отрицательно покачала головой.

— Я могу идти? — снова тихо повторила она.

— Иди, Соболева. Береги себя.

Милалия вышла из больницы. Уже было далеко за полночь. Она пешком побрела домой. Тут возле неё остановился внедорожник. Это был Валера.

— Эй, Лисёнок, садись до дома доброшу.

Милалия взглянула на него и пожав плечами кивнула головой. Села в машину.

Чем ближе подъезжала к дому, тем снова становилось страшнее. Что она скажет отцу? Как появится перед ним в таком виде? Выслушает или прибьет сразу?

Милалия, сдерживая слёзы, сжала руки в замок. Несмотря на то, что в машине было тепло, её бил озноб. Валера заботливо включил печку для девушки и старался ехать молча. Всё таки, он тоже мужик. А девушка была в таком состоянии, можно всё что угодно ожидать. Вдруг весь мужской род возненавидела?

Но Милалия сидела тихо, опустив голову и смотрела на свои сжатые руки. И молчала.

Валера краем глаза бросал в её сторону взгляд и в глубине души жалел её. Хорошая была девчонка. А теперь словно сломанная игрушка. Тень. Призрак.

— Приехали, Лисёнок! — тихо сказал он, когда остановил машину возле подъезда.

— Спасибо, Валера. — еле слышно поблагодарила она водителя, выползла из машины, поморщилась. Там всё ещё саднило. А осмотр гинеколога только усилил боль.

Она сглотнула и глубоко вздохнув, вошла в подъезд. Сняла парик и сетку. Вынула линзы и убрала в футляр. Затем всё сложила в сумочку. Поднялась на первый этаж и, достав ключи из своей сумочки открыла дверь. Отец уже был дома. Впервые Милалия пришла домой позже отца. Намного позже. Непростительно позже.

Она в нерешительности потопталась в прихожей. Не зная, как отреагирует отец на это. Рассказать придётся всё…

Она снова вздохнув, прошла в комнату. Отец возился на кухне. Ремонтировал кран.

— Мила? Это ты?

Мила открыла рот и на мгновение потеряла дар речи. Так испугалась, того что папа просто позвал её.

Как же сказать? Как слова подобрать?

Как бы не старалась подыскать слова, всё равно уже ничего не изменить. Уже "хорошо" не будет. Даже "нормально" не будет. Всё под откос. Вся жизнь под откос. И папа…Папа больше никогда не взглянет на неё с любовью и ласково…ЭТО, как выросшая преграда, будет стоять между ними разделив жизнь на "до" и "после".

— Да, папа. Это я… — потерявшись в словах и мыслях, произнесла Мила, продолжая давить в себе слёзы.

— У нас кран сломался. Сейчас отремонтирую и можно будет ужинать. И расскажешь, где же тебя носило до сих пор. Ночь на дворе. — услышала она голос отца из кухни.

Как бы ей хотелось подбежать к нему, как в детстве и, уткнувшись в плечо заплакать потому, что она поранилась и ей очень больно. Нестерпимо больно. Он обнимет её крепко и погладит по головке, поцелует, успокоит, приласкает…

Но, нет! Теперь это увы невозможно. Это совсем другое. Нечто постыдное, унизительное, позорное. И ей никогда не отмыться от этого. Даже если это будет отмывающий все пятна гель.

У Милы от переживаний закружилась голова и снова потемнело в глазах.

Отец вышел из кухни с полотенцем на плече и вытирал об него руки.

Взглянул на дочь. Медленно с ног до головы. Взглянул в глаза, сощурился.

У Милы прошёл неприятный холодок по спине.

— Что?… — остановился на полуслове отец. — Что случилось?..Кто?…

Мила смотрела в глаза отцу и не могла сказать и слова. Все слова которые с трудом подобрала, потонули в родном жёстком взгляде.

— Говори, мать твою!.. — вскричал он. — Где? Кто? Где ты была?…

Громкий окрик подействовал, как хлыст, на Милу.

— Я всё скажу! — быстро ответила она, испугавшись его гнева. — Прошу выслушай….

Мила попыталась проглотить сухой ком, который застрял в горле.

— Я…я работала в ночном клубе… — несмело начала Мила и осеклась, заметив, как лицо отца перекосилось от злобы. Он сдержался чтоб не ругнуться.

— Продолжай! — после паузы жёстко потребовал он.

— Я…собиралась уходить оттуда. Через месяц.

— Вот как? Что так?

— Я набрала себе на учёбу, отец. Тебе не придётся думать об этом.

— Даже не говори каким образом ты заработала…Вернее каким местом!.. — он смерил презрительным взглядом дочь.

— Папа!.. — с отчаянием в голосе тихо попросила Мила. — Прошу выслушай меня, пожалуйста…Это совсем не то, о чём ты подумал…

— А о чём я подумал, а? Что я должен сейчас думать! Ты пришла поздно. Я уже собирался не то что больницы, морги обзванивать. Пришла в таком виде, что любая шалава на твоём месте лучше выглядит!

— Папа, прости меня, пожалуйста! Я виновата что не сказала где работаю.

— Чем ты руководствовалась, когда шла туда на работу? За отдельную плату мужиков ублажать?

— Нет, папа! — Мила чуть не плакала от жестоких слов отца. От единственного родного человека. — Всё не так…Прошу выслушай…

— Сколько у тебя денег, сколько заработала?

Мила молча перевела свой взгляд на свою шкатулку, единственную память от мамы, где она хранила свои накопления на учёбу и ужаснулась. Папа не поверит щедрым чаевым и хорошей зарплате, что получала Мила. Плата за ту работу, за которую ей не пришлось бы краснеть перед папой.

Но весь ужас в том, что именно сейчас её бросило в жар от того, что папа не поверит ей и она стала краснеть. Ведь он уже ей не верит.