– Слушаюсь, господин Биркинс. – После чего склонилась к переговорному рожку и, четко разделяя слова, сообщила в него:

– Внимание! До отбытия почтового дирижабля на Сонн и Набережные осталось пять минут. Прием посылок на Сонн и Набережные закончен. Следующий дирижабль на Сонн и Набережные отправляется ровно в два часа пополудни.

Внизу, в холле, встретили это сообщение ожидаемо: хором возмущения, в котором слышались проклятия, гневные оскорбления и чьи-то угрозы свести счеты с жизнью, если его посылку немедленно не отправят на борт.

И все же страсти постепенно улеглись, а главпочтамт вернулся к своей предпраздничной рутине.

В двери кабинета главного почтмейстера постучали, и, дождавшись короткого «Входите!», в помещение вошли старший почтальон мистер Черникк (чьи лаконичные черные усы выглядели весьма скромно в сравнении с пышной растительностью под носом главного почтмейстера) и два груженных мешками с конвертами автоматона в форме Почтового ведомства.

– Это то, что я думаю? – осведомился господин Биркинс.

– Да, сэр, – мистер Черникк сложил руки в белых перчатках за спиной и напустил на себя толику важности. – Письма для… гм… Него. Здесь восемьсот шестьдесят пять конвертов. Когда я покидал отделение распределения, там накопилось еще около трех сотен, и еще прибывает.

Господин главный почтмейстер повел губами, отчего его подкрученные нафарбленные усы заходили ходуном.

– Сотни конвертов… – буркнул он. – Сотни разочарований…

– Простите, сэр?

Господин главный почтмейстер наделил подчиненного суровым взглядом из-под хмурых бровей.

– Вы же понимаете, мистер Черникк, что Он не сможет ответить на все? Кого-то ждет безответность и разочарование.

– Но я думал…

– Вы думали, что, раз Каминник летает по городу на своих санях и одаривает жителей, у него нескончаемый запас времени?

– Нет, сэр, но…

– Или вы полагаете, что все до единого отправители этих писем… кхм… хорошо себя вели весь год?

– Ни в коем случае, сэр, просто…

– А может, вы думаете…

Хмурый почтмейстер прервал себя на полуслове. Будучи человеком в общем угрюмым и не особо склонным доверять людям, он почти не верил в то, что кому-то в этой дыре, которую зовут Саквояжным районом, вообще есть дело до тех наивных личностей, что макают перо в чернильницу и выводят сокровенное: «Дорогой Человек-в-красном…»

Господин Биркинс был из числа тех скептиков, кто сомневался, что все эти письма в принципе дойдут до адресата или что упомянутый адресат вообще существует. Сам он его не видел, и, пока не увидит, ни за что не поверит. И это притом, что лично он был в Габене, вероятно, единственным человеком, который знал почтовый адрес таинственного благодетеля, проникающего в дома через камины и оставляющего след от своих саней на крышах. Не обделенный подозрительностью и преисполненный сомнениями, господин главный почтмейстер чувствовал во всей истории с Человеком-в-красном, которого также зовут Каминником и прочими приевшимися прозвищами, какой-то подвох.

Мистер Черникк между тем явно огорчился.

– Полагаю, ваше собственное письмо в одном из этих мешков? – добавив в голос порцию строгих ноток, спросил глава всей почты Тремпл-Толл.

– Нет, сэр. – Мистер Черникк обильно покраснел и опустил взгляд. – Что вы, сэр! Я бы не посмел воспользоваться своим положением, чтобы подсунуть письмо от себя. – Он тяжко вздохнул. – Не так уж мне и хочется получить в подарок кофейный варитель «Нефферс» к Новому году.

– Вот и славно: не стоит надеяться на подарки от несуществующих личностей. Вы свободны, мистер Черникк.

Старший почтальон уже направился было к выходу, но неожиданно замер в дверях и обернулся.

– Позволите вопрос, сэр? – Господин начальник кивнул, и он продолжил: – Зачем тогда мы принимаем и доставляем все эти письма, если никакого Человека-в-красном, по-вашему, не существует?

– Это наша работа. Доставлять письма. Переубеждать людей, которые предпочитают заблуждаться, – не наша работа.

– Я никак не могу взять в толк, сэр. Почему вы так уверены, что все заблуждаются, в то время как у вас есть почтовый адрес Человека-в-красном?!

Господин Биркинс подбоченился и подкрутил усы. Наделил подчиненного снисходительным отеческим взглядом.

– Наличие почтового ящика не подразумевает наличие рук, которые его откроют, мистер Черникк. Вы довольно долго служите при главпочтамте, и мне кажется странным то, что вы так этого не поняли.

– Да, сэр, – старший почтальон опустил голову. – Вы правы, сэр. Прошу прощения, сэр.

Господин главный почтмейстер чуть смягчился:

– Вы молоды, мистер Черникк. Но когда вам исполнится хотя бы пятьдесят, вы наконец смиритесь с тем, что в Габене нет никаких добрых и могущественных сил, которые испытывают бескорыстную тягу облагодетельствовать и осчастливить кого бы то ни было только за то, что тот якобы целый год вел себя хорошо. Но зато в Габене есть я, и в моей власти выдать вам праздничную премию за достойную и примерную службу.

Мистер Черникк чуть приободрился.

– Премию, сэр?

Главный почтмейстер с важным видом кивнул.

– Именно. И в следующем году вы также получите премию, если продолжите быть тем, кого не стыдно называть почтальоном. Глядите, лет через пять-семь даже сможете позволить себе кофейный варитель «Нефферс».

Старший почтальон опустил голову.

– Я могу идти, сэр?

– Вы могли идти еще три с половиной минуты назад.

Мистер Черникк кивнул и покинул кабинет. Черствость начальника выкачала из него последнее подобие праздничного духа. Недаром за глаза господина главного почтмейстера называли Мистером Биркой – подобные формализм и канцелярскую бездушность еще поискать.

– За мной, – велел тем временем господин Биркинс застывшим в ожидании автоматонам и двинулся к низенькой двери в глубине кабинета. Механические служащие почтамта полязгали следом, провожаемые грустным взглядом мисс Уотинг: судя по всему, не только мистер Черникк осмелился подложить в эти мешки свое письмо.

– Видимо, мне так и не дождаться в подарок сердца мистера Черникка, – с тоской прошептала она. – А ведь я так хорошо себя вела весь год…

Господин главный почтмейстер не услышал ее слов. В сопровождении механических подручных он вошел в небольшую комнатку, которая плавно перерастала в швартовочную площадку. Разводная стеклянная стена пока что была закрыта, перед ней на специальных упорах стоял небольшой аэростат с гербом Почтового ведомства на ржавом (некогда бордовом) борту. Грузовой шлюз аэростата был открыт, навигационные фонари уже горели, а из труб тоненькими струйками курился красноватый дымок. Малым дирижаблем главпочтамта пользовались очень редко, но сейчас его отбытие было лишь вопросом времени.

Господин Биркинс подошел к аэростату.

У рубки управления неподвижно застыл еще один