– Сделаю, – пообещал Фрэнк. – Но я хочу большего.

– На здоровье. Мы тебе не запрещаем. Только не с нами.

Фрэнк кивнул, уставившись в пол. Этим людям не объяснишь. Никому не объяснишь.

– Хорошо. Я сделаю все, что могу.

Настало время бежать. Медлить дальше было слишком опасно.

Я работал врачом, руководил небольшой клиникой с помощником и тремя медсестрами, еще пара человек вели дела в офисе. Жена – учитель фортепиано, дети ходили в школу. Потом в наш район пришли повстанцы, начались бои с правительственными войсками, солдаты наводнили город, людей убивали прямо на улицах. Даже нескольких детей в школе, где учились мои дети, убили. Клинику взорвали. Когда я пришел туда и смог заглянуть через руины во внутреннюю часть процедурного кабинета, сразу понял: надо уходить. Мы почему-то попали в разряд врагов.

Я спросил друга, который до войны работал журналистом, не мог ли бы он свести меня с контрабандистом, чтобы тот переправил нас в какое-нибудь безопасное место. Я даже не представлял себе, куда именно. Любое место было надежнее нашего. Когда мой друг понял, о чем я прошу, он вышел из-за стола и обнял меня. «Мне очень жаль, что мы до такого докатились, – сказал он. – Я буду скучать по тебе». Его слова ножом ударили мне в сердце. Мой друг сразу понял, что означало это путешествие. Я сам еще не успел понять, а он уже понял. Прочитав это понимание на его лице, я рухнул на стул, как подстреленный. У меня подогнулись колени. Эта метафора очень точно передает, что происходит в момент шока. В организме идет какая-то физиологическая реакция, но я не знаю, как ее описать.

Контрабандист запросил очень много, столько, что его услуги могли позволить себе только люди с приличными сбережениями. Большинство горожан никуда не могли уехать. Мы смогли себе это позволить. Однажды мой друг позвал меня прийти вечером в кафе и привел с собой нужного человека. Незнакомец был вежлив, но холоден. Настоящий профессионал. Попросил показать деньги, спросил, сколько человек в моей семье, когда я буду готов, все в таком духе. Сказал, что сможет переправить нас в Турцию, потом в Болгарию, а оттуда – в Швейцарию или Германию. Я сходил в банк, снял деньги, вернулся домой, все рассказал жене, вместе мы сказали детям, чтобы уложили каждый по чемодану, мол, отправляемся в путешествие. В тот же вечер, в полночь, у нашего дома остановилась машина, мы спустились, сложили чемоданы в багажник, сами загрузились в салон. Когда мы отъезжали, я посмотрел из окна на нашу квартиру и понял, что больше никогда ее не увижу. Прошлая жизнь закончилась. У меня сложились свои привычки, я любил после работы или поздно вечером, когда спадала жара, посидеть в кафе, выпить кофе, сыграть партию в триктрак, поболтать с друзьями. Мы с женой подружились с другими парами, вместе готовили, присматривали за детьми. Хорошо знали хозяев продуктовой лавки, местных магазинчиков. Все у нас было не хуже, чем у других. Я до сих пор это помню. Но уже плохо.

Я веду протокол для Бадима с регулярной – каждый понедельник – встречи управленческой группы министерства. Потом подчищу и отправлю.

Мэри Мерфи проводит совещание в конференц-зале рядом с офисом на Хохштрассе. Надо было перед совещанием сходить в туалет.

Бадим сидит по левую руку от Мэри, за столом – тринадцать начальников отделов, остальные за их спинами, у стены. Джордж уже клюет носом.

Татьяна В. Юрист. Сегодня утром Международный суд отказался принять иск по Индии. Мечет молнии.

Имбени Халле, инфраструктура, ее переманили из «Намкора».

Юрген Атцген, местный, из Цюриха. Ездит на работу из дома у озера. Страхование и перестрахование. Ветеран «Свисс Ре».

Боб Уортон, юннат. Эколог из Америки. Снижение рисков и адаптация.

Главная по климату, Адель Элья. Француженка, координирует науку о климате. Начинала гляциологом, терпеть не может совещания. Сама однажды так сказала во время встречи. Говорит, восемь лет провела на ледниках. Хочет вернуться. Криосфера между делом продолжает таять.

Хо Ка-Мин, эколог из Гонконга. Изучение биосферы, восстановление естественной среды, создание резерватов, защита животных, возрождение дикой природы, сокращение выбросов углерода биологическими методами, сохранение водоразделов, восполнение запасов подземных вод, общинное землевладение, проект «Половина Земли». Все тянет в одиночку.

Эстеван Эскобар, чилиец. Океаны. Склонен впадать в отчаяние.

Елена Куинтеро, сельское хозяйство. Из Буэнос-Айреса. Они с Эстеваном часто шутят о соперничестве Аргентины и Чили. Помогает Эстевану не вешать нос.

Индра Далит, Джакарта. Геоинженерия. Работает с Бобом и Юргеном.

Дик Босуорт, австралиец, экономист. Козырь в нашей колоде. Налоги и политическая экономия. Спускает нас с облаков на землю.

Янус-Афина, ИИ, интернет, все цифровое. Сама тоже очень цифровая.

Эсмери Зайед. Иорданская палестинка. Беженцы, связи с УВКБ ООН.

Ребекка Толлхорз, Канада. Защита прав коренных народов.

Мэри начинает совещание с вопроса о новых событиях.

Имбени: занята планами переориентации добывающих ископаемое горючее компаний на проекты по декарбонизации. Техническая база, как ни странно, адекватна. Процессы извлечения и закачивания используют одну ту же технологию, просто их надо поменять местами. Персонал, капитал, оборудование, мощности – все это можно использовать как для извлечения, так и для закачивания, либо через сотрудничество, либо под давлением закона. Нефтяные компании смогут продолжать работу, но при этом будут приносить пользу.

Татьяна проявляет интерес. Остальные настроены скептически. Улавливание углерода и закачивание его в пустые нефтяные скважины – сомнительная затея с точки зрения осуществимости.

Мэри: собери побольше сведений. Надо провести расчеты, какие объемы можно охватить естественным путем.

Юрген: страховые компании в панике по подводу отчетов за прошлый год. Выплаты составили около ста миллиардов долларов США за год и быстро растут, график напоминает хоккейную клюшку. Страховщиков прикрывают перестраховщики. Они остались с носом (или с клюшкой?). У них нет возможности требовать страховые взносы в размерах, покрывающих выплаты, да и никто не способен их потянуть. Из-за непрогнозируемости страховые компании, как в случае с войнами и политическими беспорядками, попросту отказываются страховать экологические катастрофы. Фактически страхованию пришел конец. Все действуют на свой страх и риск. Государство – плательщик последней инстанции, однако большинство государств увязло в долгах финансистам, тем же перестраховочным компаниям. Никто не отступится, не рискуя обрушить доверие к деньгам. Вся система висит на волоске.

Мэри: а если волосок оборвется?

Юрген: тогда деньги перестанут быть деньгами.

В зале наступает тишина. Юрген добавляет: теперь вам должно быть ясно, почему перестраховщики надеются на снижение климатических рисков! Нельзя допустить конец света!.. Никто не смеется.