— Кость, ты никуда отъезжать не собираешься? — задал вопрос по телефону Турецкий. — Нет, если не случится ничего экстраординарного, то собираюсь часов до десяти посидеть. — А как посмотришь на эксплуатацию личного шофера? Мне в одну сторону, — произнес Турецкий. — До аэропорта. — Бери, но в последний раз, — предупредил Меркулов. — Саня, сколько можно говорить, что тебе положен служебный автомобиль с персональным водителем. Потрать полдня, побегай по управлению делами, разберись и выбей. Ты что думал, мне все эти блага тоже на блюдечке принесли? Сидит там бухгалтер и подсчитывает экономию за твой счет. А с нее себе премию начисляет. — Некогда. Вот получу передышку, еще и секретаршу выбью, — пообещал Турецкий. — А вот в этом я тебя поддерживать не собираюсь. — Ну тогда, если я вернусь раньше восьми, то ты его еще разочек пошли во Внуково. — Куда летишь? — Естественно, в Сочи, — ответил Турецкий. Он заскочил в шоферскую. Водители резались в домино. Александр Борисович мог понять все, кроме жизни, потраченной на убийство времени. Он выхватил глазами меркуловского водителя и скомандовал: — Филипыч, на выезд. Меня срочно во Внуково. Вернешься один, — поставил задачу Турецкий. Не принимавший участия в игре пожилой мужчина встал и вышел, недовольно ворча: — Совсем загонял, Борисыч. Я же знаю, что тебе свой положен. Думаешь, хорошо устроился? Филипыч туда, Филипыч сюда. — Так ты что, работу свою не любишь? — по пути к стоянке спросил Турецкий. — Чего это ты так решил? — Ну не нравится тебе ездить, иди в сторожа. Вот кого никто не дергает. — Нет, без руля мне нельзя, — констатировал водитель. — Филипыч, а почему ты в домино никогда не играешь? — продолжил допытываться Турецкий, зная, как пустяковый разговор располагает к себе человека. — Терпеть не могу убивать время, — последовал неожиданный ответ. — Да? И чем же ты занимаешься, пока ждешь начальство? — Медитирую, — объяснил Филипыч. Турецкий зашел в управление аэропорта. Дежурный немедленно выписал ему билет на ближайший самолет. В ожидании посадки Александр Борисович развернул бумажный лист с набросанной Курбатовым информацией и набрал номер на мобильнике. В ответ прозвучало: — Обломись! Я не я, а мой автоответчик! Если хочешь, можешь оставить сообщение. Пока-пока. Он не стал терять время на объяснения с неведомым почтовым ящиком. А просто отключил аппарат. Полтора часа — и в раскрывшиеся двери лайнера ударил горячий влажный воздух. Турецкий вышел. Как старых знакомых оглядел далекие вершины, окружавшие адлерскую долину. Нет. Никакой Запад не сможет сравниться с этой первозданной красотой. Цветущие магнолии, безумно чистый воздух, сумасшедшее сочетание моря и гор. Место, созданное для любви. Стояла дообеденная жара, когда все обитатели санаториев и домов отдыха проводят время исключительно на пляже. Турецкий добрался до турбазы «Кудепста». Тоскливо посмотрел на сотни ступеней, которые предстояло штурмовать. Напротив же, на пути к пляжу, красовался корпус гостиницы «Бургас». Не колеблясь, он направился к нему. Там нашел администратора и завладел на сутки одноместным номером. Немедленно принял душ. Переоделся и направился на пляж, надеясь исключительно на свое чутье. Разделся. Прошел по глубоко выдающемуся в море мостику. Секунду постоял на краю и бросился в море. С наслаждением уплыл за буйки. Минут через двадцать вернулся, вышел на пляж и увидел ее. Приблизился. Перед ним в шезлонге лежало совершенное тело бронзового цвета. Рядом было свободное место. Турецкий проворно сбегал за лежаком и бросил его поблизости. Лег. Почему-то в голову ничего не шло. Ему просто было хорошо вот так лежать под южным солнцем, под шум моря, крики детей и чаек и чувствовать неподалеку молоденькую женщину, как будто он с ней. Прошло полчаса. Турецкий почувствовал, как начинает попахивать жареным мясом его тело. Неожиданно она произнесла: — Я на отдыхе принципиально ни с кем не знакомлюсь. — Я и не собирался, — ответил Турецкий. — Это плохо, — прозвучало в ответ. — Почему? — Я подумала: «Вот лежит очень скромный человек, которому понравилось мое тело. Он перебирает в голове сотни вариантов, как познакомиться с девушкой, и не может решиться». А оказывается, все проще. Вы извращенец, получающий удовольствие от лежания рядом. — Хотите знать правду? — Нет. Здесь с такой фразы всегда начинается интересная ложь с одной целью: забить уши девушке. — Ладно, не буду. На самом деле я просто в командировке на один день. И даже не могу рассчитывать пригласить вас на ужин. Через два часа улетаю в Москву. — Как там погода? — Как всегда. Никак. — Ну тогда другое дело. Просто каждый козел считает, что я приехала сюда именно затем, чтобы скрашивать его старость на курорте. Три дня не разговаривала с нормальным человеком. Никогда больше одна не приеду! Представляете, я какая-то приманка для придурков. А чем вы занимаетесь? — Задаю вопросы, — ответил Турецкий. — Слишком загадочно, чтобы быть правдой. — А если я скажу, что специально прилетел сюда, чтобы побеседовать с вами? — Вы знаете мое имя? — Да, — честно ответил Александр Борисович. — Вы подло провели разведку? — гневно приподнялась девушка. — Не хочется портить вам отпуск, но с Марком Борисовичем случилось несчастье, — разворачиваясь к ней, произнес Турецкий. — Что-нибудь серьезное? — испуганно спросила она. — На него было совершено нападение. Он скончался. Я следователь Генеральной прокуратуры Турецкий, — нарочно принизил свою должность Александр Борисович. — Поплыли к буйкам, — предложила секретарша. — Вы себя достаточно уверенно чувствуете? — обеспокоился Турецкий. — Думаю, что да. Понимаете, я относилась к Марку Борисовичу с большим уважением. Он был для меня как бы учителем. Его ум, энергия, умение организовать дело просто поражали. Мне его так жаль…

Они подплыли к буйку. Девушка схватилась за него. Турецкий плавал поблизости. С берега они напоминали простую беззаботную парочку. Однако разговор шел более чем серьезный. — Когда это произошло? — спросила она. — Через два часа после вашего отлета. Расскажите о последнем дне. Постарайтесь вспомнить детали. Это важно. — Ничего особенного не было. Пятница — конец недели. Марк Борисович любил такие дни за возможность заняться творческой работой. Когда я убегала, он занимался расшифровкой результатов последних испытаний по проекту «Умная пуля». — Извините, можно узнать поподробнее, что это за «пуля не дура», — заинтересовался Турецкий. — Так это его давняя мечта. После всплеска терроризма, когда единственным выходом стало адресное уничтожение бандитов, он ни о чем другом и думать не мог. Два года он потратил на создание нового оружия: управляемой пули. Она сама находит цель. — И как далеко продвинулась разработка? — подплывая ближе, задал вопрос Александр Борисович. — Были проведены испытания макета. И по-моему, с неплохими результатами, — прозвучал ответ. — Но мы подняли весь перечень секретных научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ и не нашли ничего подобного, — недоумевая, произнес Александр. — Он принципиально не засекречивал, чтобы можно было брать материалы на дом. Академик говорил, что знает по опыту: чем сильнее засекретить разработку, тем пристальней к ней окажется внимание потенциальных противников. Даже Чабанов не знал. В курсе работ были только я и Женя Степанов. Это, кстати, его изобретение. А Жбановский всегда выделял молодых и талантливых. Едва выслушав, хватался за идею, делал из мечты реальность. — Значит, в чемоданчике могли быть сведения об «умной пуле»? — предположил Турецкий. — Можете не сомневаться, — подтвердила, отталкиваясь от буйка, секретарша. — Они там были. — Ладно, спасибо за помощь, — поблагодарил он, беря направление к берегу. — Вы когда обратно? — Через три дня, — ответила она. — Тогда нам придется еще раз встретиться. — А вы улетаете сегодня? — В семь вечера. — А в нашем институте будете? — Завтра с утра, — ответил Турецкий, решив, что стоит своими глазами взглянуть на чудо инженерной мысли. — Знаете, у меня небольшая просьба. Я брала с собой видеокамеру. А кассета заклинила. Вы не могли бы прихватить ее с собой и отдать Жене Степанову. У него руки золотые. Скажете, я попросила. В полете Турецкий задумался. Вынул камеру. Повертел. Нажал на клавишу выброса кассеты. Раздался негромкий звук работающего механизма. Крышка наполовину выехала и остановилась. Он внимательно осмотрел щель и обнаружил кусок ракушки. Вытащить его не составило большого труда. Кассета выпрыгнула. В этот момент аккумулятор разрядился и дисплей погас. Александр бросил ее в карман своей сумки. Откинул назад спинку кресла и мечтательно закрыл глаза. Девушка ему действительно понравилась. И главное — повода для повторной встречи искать было не надо. Приехав домой, Турецкий радостно обнаружил, что жены нет дома. Она обладала странным свойством предугадывать увлечения мужа. Александр мог свободно работать в гареме падишаха, и она не проявила бы ни одной эмоции. Но стоило на горизонте появиться «той самой», срабатывало безотказное женское чутье. Он открыл холодильник. Вытащил кастрюлю с борщом. Налил тарелку и поставил в микроволновку на две минуты. Так было быстрее, терять время в Москве было непозволительной роскошью. Набрал номер Курбатова: — Алло, Сашок? — Александр Борисович? Вы уже? — Да. Слушай внимательно. Проект «Умная пуля» о чем-нибудь говорит? — Первый раз слышу, — ответил Курбатов. — Вот видишь. А работаешь в институте третий день. Есть основания полагать, что именно им он и занимался в день убийства. И в похищенном чемоданчике не что иное, как материалы по этой разработке. — Чабанов даже не упомянул об этом, — ответил следователь. — Вполне вероятно, что он и не знал. С ним осторожней. Что-то темнит. Найдешь Евгения Степанова. В курсе разработки, кроме него, была только секретарь. — Вы ее назвали секретарь? — Я такие вопросы по телефону не обсуждаю, — обрубил Турецкий. — Понятно, — обрадовался за начальника Курбатов. — Что это у вас пикнуло? — Да так, в печке борщ разогреваю. — Сколькидневный? — Что? По-русски спроси, — попросил Турецкий. — Сколько дней назад сварен? — уточнил Курбатов. — Не знаю. Вчера еще не было. А что, это важно? — У меня дед был на Кубани. Старый казак с «георгием». Так ел борщ только на третий день. Он тогда бахчу сторожил. Бабка с пяти утра начинала колдовать. Собирала и чистила овощи, капусту, когда было, мясо. Затем несколько часов варила. А после самое главное. Заправка. Обязательно бралось старое желтое сало. Мелко рубилось, обжаривалось и высыпалось в кастрюлю. Мать так и до сих пор не смогла понять, зачем. А меня дед научил разбираться в тонкостях. Если ему случайно приносили борщ на второй или, скажем, на четвертый день, после первой ложки содержимое судка летело в канаву! Не утомил? — Я не гурман. Поем вчерашний. Спасибо за аппетитную сказку. Александр Борисович сел за стол и только поднес ложку к губам, как вернулась жена. Ирина устало водрузила пакеты на стол прямо перед носом Турецкого и задала извечный вопрос: — Ты где был? — Когда? — попытался уточнить Турецкий, понимая, что началось. — Весь день. На службе его нет. Мобильник не отвечает. В доме нет ни пакета молока. Мне приходится переться в магазин. Тащить тяжеленные сумки. — Ну не надо было. Я бы купил. — От тебя дождешься. Ты, быть может, в свою командировку на неделю улетишь, а предупредить родную жену забудешь. Ну, где был? Только честно, я ведь все знаю. — Ну если знаешь, зачем повторяться? — попытался уйти от допроса Турецкий. — Хочу проверить твою честность, — ответила Ирина. — Я ведь по глазам вижу, что что-то неладно. — Летал в Сочи. Беседовал со свидетелем, — честно признался опытный следователь, прекрасно понимая, что в разговоре с женщиной это далеко не лучшая линия поведения. — Свидетель женщина? — догадалась Ирина. — Да, — сказал Турецкий. — Молодая? — Двадцать семь лет. Мне в дочки годится, — попробовал доказать абсурдность обвинений Турецкий. — Вот видишь, она в дочки годится, а ты, старый козел, никак не перебесишься? — завелась жена. — Ирина, сколько раз тебе повторять? Не используй этого слова в любых перепалках. Ты женщина горячая. Обзовешь в очереди хама, а он окажется из бывших уголовников. А на их жаргоне это слово обозначает пассивного гомосексуалиста. Могут заставить отвечать. Вошла Нина с надутыми губками. Ирина смолкла. Дочь произнесла: — Папа, вечно ты на телефоне висишь. Мне должны насчет завтрашних занятий позвонить. — Еще два звонка, и аппарат в твоем распоряжении. Дочь ушла. Александр начал набирать номер. Не—ожиданно раздался Нинкин крик из комнаты: — Пап, а это что за кассета? — Это так, по работе, — беззаботно ответил Турецкий. Ирина заинтересованно развернулась. Александр немного замялся и добавил: — Я даже не знаю, что там. — Нина, иди поговори по телефону, а мы с папой посмотрим! — приказала жена. — Ты не боишься увидеть там горы расчлененных трупов? — начала пугать дочь. — Нинка! — прикрикнула мать. Девчонка исчезла, хлопнув дверью. Александр понял, что доводы относительно непорядочности просмотра чужих кассет без ведома хозяев в данном случае не подействуют, и, вставив кассету в адаптер, включил воспроизведение. На пляже лежала, бегала по прибою, бросалась в волны бронзовая блондинка. Ей было очень весело. Белоснежные зубы и небесно-синие глаза просто светились с экрана. — Кто это? Судя по напряженности голоса, Александр понял, что, какое бы оправдание он себе ни придумал, оно не будет иметь никакого эффекта. Приговор был уже вынесен. — Это секретарша Жбановского. Она проходит у нас по делу об его убийстве. — И ты, помощник генерального прокурора, лично летал ее допрашивать? — Некого было послать, — честно объяснил Александр. — Турецкий! Могу поспорить, если бы она была страшной и старой, ты сам бы не полетел. А раз молоденькая проститутка! — Почему сразу проститутка… — А что это ты так возмутился? — Не понимаю, что тебя задело? — начал заводиться Турецкий. — Таскает в дом кассеты с голыми девками! И не понимает! Турецкий, я тебя уже полтора десятка лет знаю. Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Сколько раз я тебя с баб снимала? Кобель! Я же твой вкус за километр чувствую. Нинка о кассете спросила, а я уже все поняла. — Тебе бы в криминалисты, — попробовал пошутить Турецкий. — Мне достаточно одного дела, но на всю жизнь. Догадываешься, про кого? — спросила Ирина. И, успокаиваясь, добавила: — А она красивая. Это я объективно говорю. — У нее муж и двое детей, — выдвинул последний аргумент в свою защиту невинно обвиненный. — Смотри, столько сейчас заразы. Принесешь в дом, кастрирую.