Мертвецы… Всегда и везде мертвецы…

Леклерк отстранил меня от работы – вплоть до новых распоряжений, до тех пор, пока не появятся неопровержимые доказательства того, что я говорил правду. Соответственно, меня лишили допуска к делу, которое уже называлось делом Тиссеранов, и в расследовании, накалившем благодаря своему крайне причудливому характеру обстановку в доме 36 по набережной Орфевр, мне придется довольствоваться жалкой ролью зрителя.

Разочарованный зритель возвращался домой, чтобы там предаться черным мыслям, и, поднявшись на свой этаж, внезапно вспомнил про девочку, которая со вчерашнего дня не может попасть к себе в квартиру.

Я мигом скатился вниз. Никто не отозвался – ни в седьмой, ни у Вилли. Мне решительно ни в чем не везло.

Телевизор тихо потрескивал, я хотел его выключить и уже дотронулся до кнопки, когда услышал:

– Нет! Не трогай! Пусть работает!

Я вздрогнул. Девочка сидела по-турецки среди запыхавшихся поездов и пялила глаза на экран, где мельтешил серый снег. Рядом «Фантометта» ждала, пока к ней не протянется нетерпеливая рука. Колени у меня подогнулись, и я чуть не сел на пол.

– Но… – Я показал на дверь. – Как же ты вошла? Я запер на ключ!

– А я никуда и не выходила. Когда ты пошел поговорить с соседом, я спряталась под кровать! – ответила она, не отрывая взгляда от телевизионных помех, и хихикнула.

– Но что…

– Да тише ты! Помолчи!

Мне это снится! Франк Шарко, более чем зрелый мужчина за сорок, отступает перед десятилетней девчушкой! Я выключил телевизор и, перешагнув через рельсы, пристроился на коленях рядом. Малышка опустила голову, на глазах у нее выступили слезы.

– Что случилось?

Слеза покатилась по щеке.

– Ты очень надолго ушел… Ты не должен больше оставлять меня одну, я так боялась!

Что делают в подобных случаях? Мне хотелось погладить ее по головке, прижать к себе, успокоить, пусть даже и неуклюжими словами.

Но… я не мог… Мне все еще было слишком больно от любого прикосновения. Элоиза. Элоиза, девочка моя… Я чуть не разревелся следом за девчушкой, сердце сжалось от горя, но все-таки я справился с собой, сделав глубокий вдох.

Надо изобразить суровость.

– А твоя мама? Она же, наверное, волнуется!

– Мама? Мама встречается с одним дяденькой, – недовольным голосом ответила девочка. – Со странным таким дяденькой, неприятным. И часто после работы подолгу торчит у него!

– Но кто же тогда занимается тобой? Ты же не хочешь сказать, что…

– Я уже большая! Я сама могу справиться! Мама всегда так говорит!

Я потерял семью при чудовищных обстоятельствах, я бы тысячу раз отдал жизнь, чтобы хоть на мгновение поверить, что они счастливы там, наверху… А рядом с этим бессловесным страданием матери бросают своих детей, отцы бьют…

– Паршиво выглядишь, – сообщила она, помолчав. – Шел бы ты спать.

И тут я, сам себе удивляясь, расхохотался как ненормальный: наглости у этой девчонки на десятерых!

– Я должен найти какой-нибудь способ связаться с твоей мамой. Ну, не знаю, надо же сказать ей, что у тебя все в порядке, просто дверь захлопнулась и ты осталась снаружи. Надо же ее предупредить! Поверь мне, перепуганная мать – это похлеще цунами!

Она засунула палец в нос.

– Слушай, ты можешь включить телевизор?

Я покорился ее желанию – ни дать ни взять безвольный папочка, балующий ребенка.

– Нет, переключи обратно на тот канал!

– На тот, где снег?

– Да! Мы разговаривали, а ты нам помешал!

А у нее богатое воображение… Я чиркнул спичкой.

– При детях не курят! – Она погрозила мне пальцем. – У меня слабые легкие. И знаешь, я уже подсчитала. По пачке в день – это все равно как если бы ты за год выкуривал сигарету длиной в километр!

Ее глаза поблескивали, словно агаты. Такие изумительные девочки-полукровки рождаются иногда в нищих семьях с неустроенным бытом…

Я наклонился, чтобы уловить ее нежное дыхание. Оно у всех детей совершенно одинаковое, и достаточно закрыть глаза…

Элоиза…

Внезапно я опомнился:

– С кем это ты разговаривала?

Она улыбнулась, сверкнув белоснежной эмалевой гаммой с недостающими нотками.

– Ну и глупый же ты! Это она попросила меня двигать поезда! Вообще-то, ей больше нравятся паровозы, особенно «Distler-40» и «Buco magenta», но мы не знали, как их запустить, и пришлось довольствоваться электричками. Почему ей нельзя было к ним прикасаться? Игрушки – для детей, а не для больших дураков вроде тебя!

У меня от каждого слова этой девочки перехватывало горло, и, хотя я продолжал улыбаться, мне стало тревожно.

– Откуда ты это знаешь?

– Что знаю?

– Названия поездов! Вчера ты и понятия о них не имела!

– Да не ори ты так! Мне Элоиза рассказала. Ей очень нравилось, Элоизе, когда ты с ней играл…

Ноги у меня подкосились, не выдержав тяжести моего изумления. Некоторые имена дарят радость, другие – как Сюзанна или Элоиза – разрушают, сотрясают, заставляют сердце кровью обливаться.

Объяснение… Найти объяснение. Я изо всех сил напрягал память, но, сколько ни старался, этого детского личика не вспомнил. Оно ничего мне не говорило.

– Как ты могла познакомиться с моей дочерью? Я… я в последние годы не жил здесь!

Завибрировал мобильник. Леклерк… Как всегда – не вовремя.

– Секундочку! – рявкнул я в трубку, потом, обращаясь к девчонке, приказал: – На этот раз никуда не исчезай – нам с тобой надо кое-что прояснить!

В ее глазах сверкнули молнии.

– Ты опять оставишь нас одних? Ты ее рассердишь, и она уйдет!

Не слушая, я закрылся в кухне, подальше от вздохов локомотивов и журчания крохотных водопадов. Из трубки донесся лай Леклерка:

– Приезжай как можно быстрее! Для медицинского обследования! Это… Нет, погоди…

По ту сторону перебивающие друг друга голоса, телефонные звонки, стук дверей… На фоне всей этой неразберихи Мартен продиктовал мне адрес парижской паразитологической лаборатории.

– Здесь все на ушах стоят! – кричал он. – Мы вляпались как зеленые новички! Черт! Давай скорее сюда! Встречаемся ровно в три! Что? Что? – Он все время отвлекается, со сколькими людьми он говорит одновременно? – …Возможно, этот псих сделал нам большую подлянку и у нас в крови теперь эта дрянь! «…Берегись дурного воздуха»! Там же было написано, в твоем послании, там же было черным по белому написано! «Дур…»

Ничего не понять. Между нами гудит реактивный двигатель «конкорда».