Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значение киберпространства и кибервойны подчеркивается заявлением, что «Министерство обороны будет руководить традиционными наступательными операциями, чтобы сохранить свободу действий и стратегическое превосходство в кибепространстве». В переводе с канцелярита это означает, что кибератаки не считаются вспомогательным механизмом ведения войны, напротив, Министерство обороны предвидит необходимость бомбардировки реальных объектов с целью защиты от кибератак.
Стратегическая концепция сдерживания упоминается лишь в том месте, где говорится, что желательно «удерживать противника от создания и применения наступательных возможностей против интересов США в киберпространстве». Поскольку около 20–30 стран уже создали наступательные киберподразделения, очевидно, что предотвратить их появление нам не удалось. Чтобы помешать противнику использовать эти возможности против нас, необходимо «опираться на демонстрацию нашего потенциала». Однако атмосфера секретности, окружающая наступательное кибероружие США, означает, что мы не можем продемонстрировать свои возможности. Следуя логике авторов военной стратегии США, мы не в состоянии сдержать противника. Здесь не предлагается путей решения головоломки, хоть она и признается. Таким образом, в документе поднимается ряд ключевых вопросов, которые должны рассматриваться в стратегии, но ответов на них не дается. Получается, что это не совсем стратегия, а скорее анализ ситуации. Что касается руководства к действию, то декларируется необходимость брать на себя инициативу в киберстолкновениях, опережая противника, и делать все возможное для того, чтобы доминировать в киберпространстве, поскольку иначе превосходство Америки во всех прочих сферах окажется неполным.
Однако в основе документа лежит реалистичная оценка проблем, с которыми сталкиваются США в кибервойне: «противник может воспользоваться [нашей] зависимостью» от киберпространства; «без дальнейших существенных усилий США утратит свои преимущества в киберпространстве» и «рискует наравне со своими противниками». Иначе говоря, в стратегии отмечен тот факт, что другие страны в кибервойне способны нанести нам такой же урон, как и мы им. И даже больший, ведь мы больше зависим от киберпространства, что может сыграть на руку нападающим. Если США так уязвимы, то перед кем? Кто другие кибервоины?
Проснитесь! Призыв из Кувейта
Вполне вероятно, что именно война в Персидском заливе убедила генералов Народно-освободительной армии Китая в необходимости иметь особое преимущество, асимметричные технические возможности для противостояния Соединенным Штатам.
«Буря в пустыне» стала первой настоящей войной после Вьетнама. За десять лет, предшествовавших событиям 1990–1991 годов в Персидском заливе, присутствие американских военных на карте мира было относительно ограниченным по сравнению с Советским Союзом и его ядерным арсеналом. Вторжение президента Рейгана на Гренаду и Буша-старшего в Панаму были мелкими схватками на наших собственных задворках, и прошли они не слишком удачно. Эти конфликты продемонстрировали недостатоную функциональность и плохую координацию, которыми отличилась и неудачная миссия в Иране в 1979 году, которая «помогла» Джимми Картеру покинуть президентский пост.
Затем была «Буря в пустыне». Джордж Буш и его кабинет собрали самую крупную коалицию со времен Второй мировой войны. Более 30 стран объединились против Саддама Хусейна, собрав 4 тысячи единиц авиатехники, 12 тысяч танков и около двух миллионов военных, жалованье которым оплачивали Япония, Германия, Кувейт и Саудовская Аравия. Война ознаменовала начало новой эпохи в международных отношениях, которую генерал Брент Скоукрофт, помощник Буша-старшего по вопросам национальной безопасности, назвал ни много ни мало новым мировым порядком. В нем сохранялся бы суверенитет всех стран, а миссия ООН, наконец, была бы выполнена, поскольку Советский Союз больше не мог ей препятствовать. «Буря в пустыне» ознаменовала зарождение новых приемов ведения войны — компьютер и другие высокие технологии управляли службой тыла и обеспечивали почти мгновенную передачу информации. В книге The First Information War («Первая информационная война»), вышедшей в 1992 году, американская промышленная группа Communications and Electronics Association открыто засвидетельствовала, что применение компьютерных сетей изменило войну.
Хотя генерал Норман Шварцкопф и другие старшие офицеры, пожалуй, не были готовы использовать кибероружие для разрушения иракской системы противовоздушной обороны, им понравилась возможность наводить прицел на врага с помощью компьютерных сетей. Военным также приглянулось новое поколение «умного» оружия, существование которого обеспечили информационные технологии. В отличие от большого количества традиционных бомб, каждая «умная» бомба всегда попадала точно в мишень. Это значительно сократило число боевых вылетов и позволило почти полностью исключить сопутствующий ущерб гражданскому населению и гражданским объектам.
Конечно, «умное» оружие в 1991 году было не таким совершенным и его было не много. В фильме 1996 года «Хвост виляет собакой» (Wag the dog) вымышленный политик по имени Конрад «Кони» Брин, которого играет Роберт де Ниро, утверждает, что знаменитая бомба, попавшая в трубу, была снята в Голливуде. «Что люди помнят о войне в Персидском заливе?» — спрашивает Брин. «Бомбу, которая попала в трубу. Позвольте мне сказать вам кое-что: я был в том здании, где снимали эту сцену, используя модель, сделанную из кубиков „Лего“». Хоть утверждение героя де Ниро и является ложью, стоит отметить, что «умные» бомбы в 1991 году чересчур расхваливали. Видеозапись была настоящей, но СМИ, кажется, не отдавали себе отчета в том, что американские военные с Б-52 сбрасывали в большинстве случаев не абсолютно точные бомбы, управляемые лазерами и спутниками, а обычные «тупые». «Умные» бомбы тогда имелись в ограниченном количестве и не отличались большой надежностью, но они продемонстрировали направление развития приемов ведения войны и, кстати, показали китайцам, что те отстали на десятилетия.
Весь ход операции «Буря в пустыне» транслировался по телевидению, и американцы буквально прилипли к экранам, наблюдая, как бомбы «попадают в трубы». Они снова приветствовали мастерство грозных американских вооруженных сил. Армия Саддама Хусейна была четвертой по численности в мире. Его оружие, спроектированное и сделанное в Советском Союзе (или Китае), было уничтожено еще до того, как его успели применить. Боевые действия на земле продолжались сто часов; за ними последовало 38 дней ударов с воздуха. Среди тех, кто следил за ходом войны по телевизору, было и китайское военное руководство. Бывший директор Национальной разведки адмирал Майк Макконел считает, что «китайцы были немало шокированы, наблюдая ход „Бури в пустыне“. Позднее они, возможно, прочитали „Первую информационную войну“ и другие источники, что позволило им осознать, как сильно они отстали. Вскоре они назвали войну в Персидском заливе zhongda Ыапде — „великая трансформация“».
На протяжении нескольких лет китайцы открыто говорили о том, чему их научила «Буря в пустыне». Они отмечали, что раньше, в случае войны, надеялись одержать победу над Соединенными Штатами благодаря численному превосходству. Теперь они пришли к выводу, что данная стратегия неэффективна. Китайцы начали сокращать войска и инвестировать в новые технологии. Одной из таких технологий стала wangluohua — «сетевизация» — освоение нового, компьютерного поля боя. Их публичные заявления поразительно напоминали речи генералов ВВС США. Один китайский эксперт объяснял в военной газете, что «вражеская страна может получить парализующий удар через Интернет». Другой, полковник, возможно, размышляя о США и Китае, писал, что «превосходящие силы, которые потеряют информационное превосходство, будут повержены, а меньшие, захватив информационное превосходство, смогут одержать победу». Генерал-майор Ванг Пуфенг, возглавляющий кафедру оперативного искусства в одном из военных училищ, открыто заявлял о том, что цель страны—zhixinxiquan — «информационное превосходство». Генерал-майор Дэй Квингмин отметил, что такое превосходство может быть достигнуто только с помощью упреждающей кибератаки. Эти эксперты в области стратегии создали «интегральную сеть электронной войны», напоминающую повальное увлечение сетевыми боевыми действиями в Пентагоне. К концу 1990-х китайские стратеги сошлись на мысли, что кибероружие позволит стране компенсировать нехватку качественного вооружения, если сравнивать арсенал Китая с Соединенными Штатами. Адмирал Макконел отметил: «Из опыта „Бури в пустыне“ китайцы сделали вывод, что они должны бросить вызов главенству Америки на поле боя, для чего им нужно создать технику, способную вывести из игры наши спутники и обеспечить вторжение в наше киберпространство. Китайцы считают, что ради защиты Китая в этом новом мире им нужно лишить Соединенные Штаты преимущества в случае войны».