– Тем более, этот «черный оракул»… Боревич понимал, что его отравили и подозревал в этом конкретного человека.

Арест

Рудольф, по всей вероятности, ничего страшного не ожидая, сидел дома, когда за его окном раздался скрип тормозов и хлопанье дверей. В квартире сразу стало людно: вошли Пилипенко, Жаров, Минин и оперативники. Пилипенко показал удостоверение и официально представил миссию:

– Следственный отдел города Ялты.

Рудольф оглядел Жарова и поинтересовался, скорчив недовольную гримасу:

– А пресса зачем?

– Это наш внештатный сотрудник, – невозмутимо солгал Пилипенко.

Рудольф широко улыбнулся:

– Подрабатывает, значит, по знакомству.

Пилипенко прошел в комнату. Сказал:

– Ряд свидетелей утверждает, что видели вас прошлой ночью на месте убийства…

– Убийства? Да я никогда в жизни…

– …связанного с кражей предметов из расположения археологической экспедиции.

Рудольф тяжело опустился на стул. Спросил:

– У вас есть ордер на обыск?

– Разумеется, – сказал Пилипенко.

Он извлек из бумажника документ и показал его Рудольфу. Тот тяжело вздохнул:

– Кажется я влетел основательно.

Когда рутинная работа была сделана и краденые артефакты расположились на столе, Пилипенко задумчиво проговорил:

– Чего-то тут явно не хватает.

Жаров оглядел «выставку». Пресловутый кувшинчик с отбитым краешком, с треугольным сколом на горлышке также был здесь. Рудольф уныло сидел на стуле. Пилипенко оценивающе рассматривал его.

– Табличка со стихами как сквозь землю… – заметил оперативник, но следователь не дал ему договорить.

– Нет тут никакой земли, – сказал он, затем повернулся к Рудольфу: – Ты не мог бы освободить этот стул?

Меньше, чем через минуту табличка была в руках Пилипенки, а Рудольф, еще более унылый, стоял напротив с сиденьем стула в руках.

– Будь ты умнее, – сказал следователь, – то вставал бы, прохаживался по своей берлоге. А то сел и сидит. Козе понятно, почему человек к стулу прирос.

– Мне тяжело будет это объяснить, – серьезно сказал Рудольф. – Да, я был ночью в экспедиции. Да, я взял эти вещи. Но я никого не убивал.

– Нехорошо переодеваться призраком, любезнейший! – сказал Пилипенко.

Рудольф посмотрел на него, как на идиота:

– Я? Переодевался?

– Может быть, призрак действительно был? – вставил Жаров.

Пилипенко посмотрел на журналиста, как на идиота. Этим обменом красноречивых взглядов и закончилась сцена обыска и ареста.

Многострадальный кувшинчик

Жаров сидел в кабинете, разглядывая ящик с артефактами на столе. Следователю только что позвонила Лебедева, сообщив, что ее несчастного сторожа увезла «скорая помощь». Телефон стоял на громкой связи, Жаров отметил, что в голосе археологини звучит явное злорадство. Пилипенку эта новость огорчила.

– Спасибо, я знаю, что такое делириум. Горячий и совсем белый, – с грустью сказал он в трубку, затем, закончив разговор, обратился к Жарову:

– Нашим был парнем, служил, дежурил… Эх! Вылью я когда-нибудь твое представительское виски.

– Только попробуй.

– Да не попробую. Шутка. Однако, с призраком Овидия теперь все ясно.

Он посмотрел на ящичек. Сказал:

– Лебедева опознала эти предметы. Они на самом деле украдены из раскопа. Только вот неизвестно: настоящие они или поддельные. Если гробница – и в самом деле мистификация века, то археологине верить нельзя. Нужна консультация с независимыми специалистами.

– Я знаю одного специалиста из Москвы, – сказал Жаров.

– Уж не Вышинскую? Ну, покажи ей, например, этот кувшинчик. Вот. Даю без расписки.

Пилипенко взял кувшинчик с характерной трещиной, отделил его от остальных предметов и поставил на стол перед Жаровым.

Спустя полчаса этот кувшинчик уже вертела в руках пожилая женщина с пышной фиолетовой шевелюрой. Номер гостиницы, куда заявился Жаров, был недорогим, попросту убогим. Ни туалета, ни душа – лишь кран торчал в стене, под ним – раковина. Жаров и Вышинская сидели по обе стороны журнального столика.

– Откуда он? – спросила Вышинская.

– Нашли при обыске у одного черного копателя.

– Не повезло бедолаге.

– А что?

– Откопал где-то подделку.

Вышинская перемесилась к раковине и вымыла руки, сняла с крючка полотенце. Она стояла возле окна, Жаров видел ее силуэт в контражуре. Как и на выставке… Что-то было странное, загадочное в этом силуэте. Жаров подумал, что за ширмой реальности вот уже несколько дней стоит какой-то Сфинкс с разбитым лицом и кидает, кидает через эту ширму всё новые вопросы.

– Проклятая гостиница! – выругалась Вышинская, а по существу добавила: – Эта керамика может служить лишь сувениром для туристов. Сделана в наше время.

Жаров пулей влетел в кабинет следователя. Там уже сидел Минин с какими-то бумагами. Жаров, громко стукнув, поставил кувшинчик на стол.

– Осторожнее, разобьешь! – забеспокоился Минин.

– Не имеет значения, – сказал Жаров. – Это подделка. Вышинская определила кувшинчик как подделку. Похоже, что черные археологи не такие уж и квалифицированные.

– Не думаю, – проговорил Пилипенко, повертев в руках кувшинчик. – Этот Рудольф ведет свою игру. Вероятно, он хорошо знает ее правила. Кувшинчик, между прочим, точно взят из гробницы, и Лебедева определила его как подлинный.

– Что же происходит? – сказал Жаров.

– Возможно, не только Рудольф знает правила, но и Лебедева. Черт ногу сломит в этой античной яме. Не могут так грубо ошибаться сразу двое археологов – черный и белый.

– Откуда вообще взялись в гробнице подделки? – сказал Минин. – Кто и когда их сотворил?

Пилипенко задумчиво посмотрел в потолок. Сказал:

– Есть одно соображение. Допустим, некто имеет тайные коммерческие отношения с сотрудниками экспедиции, и часть предметов уже похищена, заменена подделками, а часть – настоящая.

– Тогда этот некто – вовсе не Рудольф, – сказал Жаров. – Он забрался в камералку, украл несколько предметов, иные из которых и оказалась этими подделками.

– Вот и мотив убийств вырисовывается… – сказал Пилипенко, затем снял трубку и приказал дежурному сержанту привести подследственного.

– Вот еще что, – сказал Жаров. – Я вспомнил, чего не хватало в вещах убитой девушки. Когда я видел ее на выставке, она носила ожерелье из черного жемчуга. Где оно?