— Хорошо поработала! Как тебе удалось раскопать? — восхищенно произнес Сергей. — Шеф был очень скрытным.

— Положим, не совсем, если об этом знают несколько человек.

— И кто же это?

— Неважно. Фамилию и адрес любовницы скажи, пожалуйста.

.

— Людмила Николаевна Серебрякова. Парижский переулок, дом шестьдесят восемь, квартира сорок пять.

— Отвезешь?

— Как скажешь.

Русанов резко развернул машину, и мы поехали к Серебряковой. Оказалось, что она жила недалеко от своего возлюбленного. В квартире Серебряковой, расположенной на восьмом этаже современного многоэтажного дома, никто нам на звонок в дверь не открыл.

— Картина называется «Не ждали», — в характерной ему манере пошутил Сергей. — Наверное, на работе, — предположил он.

— Сейчас мы это проверим. Давай осмотрим ее почтовый ящик.

— Зачем?

— Увидишь.

Спустившись вниз, мы с трудом нашли почтовый ящик с номером сорок пять, поскольку большинство из них были без опознавательных знаков. Я попыталась аккуратно через щель достать из ящика корреспонденцию. Это удалось мне не сразу. Русанов, с интересом следивший за моими действиями, время от времени отпускал ироничные реплики:

— Вскрытие частного почтового ящика — это уголовно наказуемое дело…

Как ты думаешь, может, мне сразу сдаться властям? Все-таки лучше проходить по делу свидетелем, чем соучастником…

Наконец, я достала журнал «Вояж без отдыха» и какой-то свернутый листок бумаги. Журнал был за октябрь и ничем примечательным не отличался. Больший интерес представляла записка. Она гласила: «Ушла к подруге. Буду завтра». Дата отсутствовала.

Откровенно говоря, содержание записки меня озадачило. Что это за подруга? И почему к ней Серебрякова ушла на сутки? Самое главное — кому предназначена записка? Я показала листок Сергею:

— Ты что-нибудь понимаешь?

Русанов хмыкнул:

— Похоже на любовное свидание.

— Вовсе нет. В любовные дела посторонних не посвящают. А если серьезно, ты не знаешь, о какой подруге идет речь?

— Понятия не имею. Саму Серебрякову я видел лишь пару раз.

— У нее есть телефон?

— Семьдесят три — восемнадцать — двадцать один.

— А на работе?

— Шеф обычно звонил ей домой.

— Зачем она написала записку, если есть телефон?

— Значит, тот, кому предназначено послание, не имеет таких «маленьких радостей жизни».

— Что означает отсутствие даты?

— Кто-то просто решил пошутить.

— Я и не знала, что день смеха отмечается в ноябре. Давай поищем ближайшее почтовое отделение, которое обслуживает этот дом.

Долго искать не пришлось. Недалеко от дома Серебряковой, на противоположной стороне, находилось здание с надписью «Почта». Его внешний вид никак не соответствовал наименованию переулка. Однако так было не всегда. За давностью лет мало кто уже помнил, что Парижский переулок когда-то назывался переулком Парижской Коммуны. Политические перемены и современные вкусы прочно закрепили за невзрачной улицей новое звучное название.

Сами окрестности, как считали местные жители, напоминали маленький Париж. Здесь была своя Эйфелева башня — труба котельной необычной конструкции, свои Елисейские Поля — бульвар, давно превращенный коммунальными службами в один сплошной окоп, и даже свой Центр Жоржа Помпиду — разваливающийся панельный дом, скрепленный стальными тросами вдоль и поперек, как рождественский подарок.

Эти достопримечательности заставляли тарасовских парижан с любовью относиться к своему переулку.

Когда я открыла дверь почты, в глаза мне бросился красный цвет, что несколько меня озадачило. Это очень напоминало известное заведение с красным фонарем. Сначала я подумала, что перепутала двери. Выйдя на улицу, я внимательно изучила вывеску, вплоть до того, кому принадлежит сие учреждение и, самое главное, его график работы. Таким образом я удостоверилась в правильности моего выбора.

Оказавшись в помещении, я испытала легкий шок. Часть стен была выкрашена в ярко-красный цвет, другая — в ядовито-фиолетовый. Это должно было вызывать у посетителей раздвоение личности, поскольку одно полушарие мозга приходило в возбуждение от кроваво-красных цветов, другое неумолимо клонило ко сну — от фиолетовых тонов. «Закон единства и борьбы противоположностей в действии», — промелькнуло у меня в голове.

Везде были разбросаны открытые банки с краской, что создавало дополнительные сложности гражданам пенсионного возраста, пытавшимся получить свою законную пенсию и буквально взявшим почту в плотное кольцо блокады. Не без труда одолев все препятствия, я оказалась у одного из окошек и спросила:

— К вам относится дом шестьдесят восемь по переулку Парижской Коммуны?

— И чтобы избежать недоуменных вопросов, добавила:

— Я недавно переехала.

Скажите, вы еще не получали октябрьский номер журнала «Вояж без отдыха»?

— Мы его уже разнесли. Вы из какой квартиры?

— Из сорок пятой. А когда вы разносили?

Сотрудница почты заглянула в свой журнал, полистала и подтвердила:

— Да, это было тридцать первого октября. Всем, в том числе и вам, разнесли.

— Спасибо. Наверное, сестра журнал забрала — меня несколько дней не было. После посещения почты Сергей отвез меня домой. На прощание он поцеловал мне руку и со вздохом сказал:

— Жаль, что ты не сможешь сегодня со мной поужинать.

— Не расстраивайся. Ужин можно перенести на завтра. В пять часов я нанесу тебе официальный визит и учиню в квартире обыск. Надеюсь, будешь дома?

— Ты же не знаешь моего адреса. Я сам за тобой заеду.

— Прекрасно. До завтра.

Поднявшись домой, я позвонила Серову:

— Привет, Олег! Это Татьяна.

— Давно не виделись.

— Недавно, но я уже успела соскучиться.

— Как прошла встреча с Юрко? Он случайно тебя еще не отбил у меня?

— Почти!

— Что это значит?

— А то и значит. Что ты, Серов, как честный человек, просто обязан сегодня пригласить меня на ужин. Потому что ради тебя я отказала в этом двум красавцам-мужчинам!

— И кто же они?

— Один — Юрко, а второго пока оставлю в секрете — на тот случай, если ты меня все-таки лишишь такого удовольствия, как ужин вдвоем.

— Красавцы-мужчины тебя вместе или по отдельности приглашали?