Но нет, насекомое было вполне реальным. Франц протянул руку, и мотылек отпрянул, но не улетел, а продолжил покачиваться в воздухе, работая крылышками с бешеной скоростью. Казалось, он намеренно гудел совсем рядом с мальчиком, разворачивая и вновь скручивая хоботок. Обычно Франц носился за насекомыми с сачком, а этот мотылек и не думал удирать.

Напротив, завис перед лицом мальчишки, словно всматривался в него, словно… силился вспомнить?

«Ерунда! – Франц тряхнул головой. – Насекомое не может меня разглядывать и уж тем более помнить! Черт, а Фил иногда прав, я слишком много придумываю. Это самый что ни на есть обыкновенный бражник, просто такого гигантского я ни разу не видел!»

И в этот самый момент бражник резко качнулся из стороны в сторону.

– Э… что?

Франц уставился на мотылька. Тот вновь сделал то же странное движение. И Франц вдруг понял, что… это сродни мотанию головой, когда человек хочет сказать «нет». Вправо-влево. Разве не так?

«Чушь, – заявил голос в голове. – Бражники не понимают человеческую речь!»

Но другой голос – шедший из сердца – прошептал:

«Или… могут?»

– Ты же обычный бражник, да? – повторил Франц, чувствуя себя до крайности неловко.

Движение вправо-влево.

У Франца перехватило дыхание.

– Ты… ты меня понимаешь?

Грузное тельце бражника приподнялось и тут же опустилось. Франциск оторопел, чувствуя, как слабеют ноги.

«Это лекарства… просто подействовали лекарства!» – затарахтел голос в голове, но второй, из сердца, окреп и зашептал в противовес:

«Сам знаешь, что нет».

Франциск смотрел на бражника, а тот все не улетал, чего-то ждал…

У мальчика перехватило дыхание. Он вспомнил, как говорил: «Покажи мне путь. Подай знак! И я найду эту Дверь».

Франц вздрогнул от неожиданно накатившего озноба и был готов поклясться, что это не следствие вызванной им тошноты или действия снадобья. Таинственное и сумеречное предчувствие скрутило живот – так, будто вот-вот случится нечто из ряда вон… Будто еще миг – и Франциску откроется нечто волшебное… По-настоящему волшебное!

– Тебя прислал он?

Бражник повисел в воздухе, будто раздумывал, затем «кивнул».

– Кто ты?

Бражник спикировал на рукав Франциска, повернулся, и мальчик ахнул. Тело бражника было длиннее, чем указательный палец Франца, мясистое и мохнатое. На самом верху черно-желтой спинки темнела странная отметина, напоминающая человеческий череп. Насекомое поднимало и опускало мягкие щетинки, словно дышало, и оттого создавалось впечатление, что череп кивает…

Никогда в жизни Франциск не видел ничего подобного. Правда, перед отъездом мистер Бэрил – единственный взрослый, который всегда сулил ему большое будущее в качестве натуралиста, – сделал любимому ученику роскошный подарок. Большая энциклопедия насекомых. Учитель знал, что больше всего в мире фауны мальчик любил насекомых, а именно бабочек и мотыльков.

Очарованный необычным узором, Франц размышлял, найдет ли такой вид в книге. «Череп… Почему – череп? Если это действительно его знак, почему он такой странный?»

Впрочем, мотылек не был опасным – он медленно ползал по рукаву мальчика, касаясь ткани хоботком, и вовсе не стремился ее прокусить. Напротив, Францу казалось, будто бабочка относится к нему с дружелюбием, и сомнения, вызванные страшным рисунком, развеялись.

Из этого уголка сада было хорошо видно крайнее окно спальни близнецов. Остальные окна заперты, это – распахнуто. Отсюда Франц мог видеть, как ветер колышет бледно-голубую занавеску, и та вновь пляшет – то накрывает подоконник, то исчезает в комнате. Снова эта паутина… за которой прячется попавшийся в ловушку мотылек.

Филипп, пожалуй, сейчас лежит в кровати и смотрит в окно: он любит думать о чем-то, наблюдая, как плывущие по небу облака меняют форму… Видимо, брату снова душно, раз открыл раму. Франциск потянулся левой рукой к вороту и, расстегнув пару пуговиц, вытянул ключ. Стержень тускло блеснул на солнце, но буквы при свете стали отчетливее.

– Кризалис, – прошептал Франц.

Вдруг бражник, переползший уже на локоть, расправил крылья и взлетел. Секунда – и мотылек завис прямо перед ключом, вытянул хоботок и коснулся надписи.

У Франциска перехватило дыхание.

– Значит, ты и правда все понимаешь? Ты знаешь, что это за ключ?

Бражник подлетел вверх, затем спикировал вниз.

«Да!» – чуть не вскричал Франц.

– Дверь, – взволнованно прошептал мальчик. – Я хочу найти Дверь!

Бражник какое-то мгновение жужжал на месте, затем медленно вытянул хоботок и коснулся кончика носа Франциска. И тут же, натужно гудя, сделал вираж и метнулся прочь.

– Эй, ты куда?

Этого Франц не ожидал.

– По… погоди! Эй!

Хлопнула дверь, послышались голоса. У Франца екнуло сердце.

«Если увидят меня, тут же прицепятся. Нет уж!»

Он оглянулся – за деревьями маячили фигуры. Тетушка Мюриель? Мать? Служанка? Мальчик вновь посмотрел на бражника – отлетев на пару десятков шагов, мотылек завис. Черно-желтое тельце ярко выделялось на фоне темных стволов. «Он ждет!» – понял Франц. А голоса приближались, и времени на раздумья оставалось все меньше.

Конечно, ему не разрешали покидать территорию, и если он сейчас сбежит… Но, с другой стороны, если Франц не послушает бражника – кто знает, прилетит ли тот снова?

«А вдруг ты больше никогда не найдешь Дверь? Не упусти шанс!» Франц был готов съесть в наказание всю коллекцию шляпок Мюриель, но сейчас он должен – просто должен! – следовать за мотыльком.

Сжав ключ в кулаке, он выскочил из кустов и метнулся к бражнику. Позади гневно закричали, но Францу было плевать: скорее, скорее, пока мотылек не улетел! Увидев, что мальчик следует за ним, бражник полетел дальше.

По лицу хлестали ветки и листья, плети роз хватали колючками за штаны, когда Франц перескакивал через кустарники, но он бежал и бежал, подстегиваемый страхом, что упустит проводника из виду. Вскоре Франц выскочил за пределы сада и, петляя вдоль живых изгородей и межевых рощиц, помчался по улице к окраине деревни.

– Погоди! – закричал Франц, задыхаясь. – Эй!

Но бражник, не обращая никакого внимания на оклики, летел дальше.

Тропинка нырнула в заросли кустарников и диких деревьев, увитых пахучей жимолостью, а следом скользнула под арку из сплетенных ветвей. Франциск выскочил из дебрей на открытое пространство.

Здесь раскинулись холмы, густо поросшие травой. Слева между взгорьями вилась дорога – кто-то ехал на станцию, за коляской тянулось золотистое облако пыли. Впереди блестела река, извиваясь между всхолмий к другим деревенькам и другим мельницам. На берегу темнело знакомое здание, и гигантское колесо отбрасывало длинную, холодную тень.