но пошевелиться не мог. Оставалось только терпеть боль, но и она вдруг стала меркнуть и отдаляться. На ее место пришел удушливый ядовитый туман, обволакивающий и убивающий ткани мозга, клетку за клеткой.

В себя Александр пришел через пару дней, но это уже был не вполне он. Казалось, по мере того, как лекарства ослабляли хватку, в нем пропадало желание жить. Больше Пичушкин никогда не высказывал недовольства едой в столовой. В следующий раз он получил свою дозу транквилизаторов, когда попросился в душ в неположенное время: его соседа вырвало на пол, и часть полупереваренной пищи попала Александру на спортивный костюм. Он хотел отстирать все это, так как буквально физически не переносил вонь и грязь. Вместо душа ему вкололи новую порцию нейролептиков, а медсестра взяла тряпку и нарочно размазала по полу рвоту, загнав ее остатки под кровати. В третий раз к уколу прибавилась «укрутка», традиционный метод медицинских пыток, который использовали во всех психиатрических больницах годов эдак с тридцатых, если не раньше. Александру вкололи препараты, а затем спеленали в мокрые простыни и оставили лежать возле батареи. Спустя пару часов простыни высыхали, затвердевали и превращались в пыточную камеру для человека, который уже не мог выбраться из этого кокона. Каждое движение заставляло сгибы затвердевшей ткани еще больше врезаться в тело, что доставляло бесконечные муки. Дополнительный эффект обеспечивал горячий и напрочь лишенный кислорода воздух возле батареи, от которого уже через час несчастный начинал буквально выть от боли.

Один раз Наталья Пичушкина приехала навестить сына. Женщину хотели было развернуть на проходной, но потом все же сжалились и велели подойти через пару часов, когда начнется время для свиданий. Изрядно разозленная тем, что практически целый день прошел зазря, мать встретила Александра, уже будучи на взводе. Когда же сын начал рассказывать небылицы про врачей, путая при этом почти во всех словах «ш» и «с», из-за чего его речь становилась невнятной и бессвязной, она вспылила:

– Вечно ты придумываешь! Тебя здесь лечат, а ты сопротивляешься и жалуешься, от этого все лечение насмарку. В интернате тебя тоже все не устраивало, а потом сам хотел вернуться.

В одном мать Пичушкина была права. В психиатрической больнице чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее тебя лечат и тем усерднее пытаются сломать. Спустя несколько месяцев Александр вышел из больницы уже другим. В его деле теперь значился диагноз, который ставил жирный крест на всей дальнейшей карьере и жизни. Впрочем, он больше и не собирался этот крест стирать. Его все устраивало.

ПОСЛЕ БОЛЬНИЦЫ ОН ВЕРНУЛСЯ СОВСЕМ ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ. В НЕМ ИЗМЕНИЛОСЬ ЧТО-ТО НЕУЛОВИМОЕ. САША СТАЛ ЗЛЫМ И ЖЕСТОКИМ ПО ОТНОШЕНИЮ К ЛЮДЯМ, НО ПРОДОЛЖАЛ ЛЮБИТЬ ЖИВОТНЫХ. У НАС ВСЕГДА БЫЛИ КОТЫ, КОТОРЫХ ОН ОБОЖАЛ, ДА И ДРУГИХ ПИТОМЦЕВ ВСЕГДА ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ.

НАТАЛЬЯ ПИЧУШКИНА

Больница сделала Александра сломленным и тихим. Наталья чувствовала свою вину за то, что сын оказался в лечебнице, поэтому старалась ни в чем его не ограничивать и не трогать его вещи, хотя раньше могла бесцеремонно влезть к нему в шкаф и начать уборку. Вскоре Пичушкин вновь стал выходить во двор, заниматься спортом и сидеть вместе со стариками за столом.

– Как ни крути, а жизнь научит молчать и подчиняться, – качал головой Сергей Иванович, наблюдая за тем, как осторожно и аккуратно, выверяя каждое движение, Александр идет к своему подъезду.

Вскоре в семье Пичушкиных произошли изменения. Наталья выгнала за пьянство очередного мужа, а вот младшая сестра Александра обзавелась женихом. Парень, который был на пару лет младше Пичушкина, поселился в квартире на Херсонской улице еще до свадьбы. Все ссоры между ним и братом невесты заканчивались словами: «А ты вообще молчи, ты никто и звать тебя никак. Где дверь, показать? Тогда сиди и молчи!» Поэтому молодому человеку просто не оставалось иного выхода, как помалкивать. Вскоре они с Катей сыграли скромную свадьбу и зажили, как принято у людей. В день бракосочетания на каждом этаже подъезда развесили пучки воздушных шаров и расставили бутылки с шампанским. Жених, как и полагается, поднимался по ступенькам на один этаж, зачитывал задания от гостей, рассказывал стих или пел песню, а затем продвигался дальше, и так вплоть до железной двери Пичушкиных на пятом этаже. На пороге их встречала невеста, одетая в белое платье, перешитое из старого сарафана и занавески. В сопровождении старшего брата, облаченного в костюм, и матери с душераздирающе ярким макияжем молодые спустились по лестнице. Молодоженов ожидало допотопное Volvo, позаимствованное у соседей. Остальные гости расселись по двум другим машинам. В ЗАГСе их расписали быстро, без оркестра. В тот день у музыкантов был выходной, поэтому регистрировали только тех, кто не хотел торжественную церемонию. В казенных коридорах ЗАГСа на скамейках сидели хмурые люди в повседневной одежде. Можно было подумать, что это очередь в поликлинике, а не счастливые пары и их близкие. Шумная компания Пичушкиных на их фоне выглядела странно, но Катю это скорее радовало. По сравнению с невестами в очереди она по праву могла считать себя самой красивой, а свой наряд – самым эффектным.

Вечером все гости сначала набились в квартиру на Херсонской, где уже был приготовлен праздничный стол. Затем народ разбрелся кто куда по району. Александр напился до беспамятства одним из первых, но к вечеру очнулся, вышел на лестничную клетку и стал орать:

– Я Терминатор, я здесь Бог!

Когда Наталья выбежала вслед за сыном, тот уже грохнулся в лестничный пролет и больно ударился о крышку мусоропровода.

– Пойдем домой, Терминатор, а то снова врачи приедут и заберут, – ворчала женщина, пытаясь поставить шатающегося сына на ноги. С помощью новоиспеченного зятя ей все же удалось затащить Сашу в квартиру и уложить на кровать Эльмурада.

– У всех сыновья помогают матерям, а он только все портит, – сетовала Наталья.

– Кто помогает, мам? Ты где таких видела? В сериале про Мексику? – хмыкнула Катя и со стуком хлопнула дверью.

Вскоре у молодой пары появился ребенок. Детскую кроватку поставили в их небольшой комнате, и Наталья с Александром теперь вынуждены были ютиться на оставшихся десяти квадратных метрах. Периодически кто-то из друзей или родственников спал на кухне, поэтому единственным местом, где Пичушкин мог уединиться, оставалась крохотная кладовка два на два метра. Там, как и прежде, висела перекладина, выполнявшая функцию турника или сушилки для белья, в зависимости от того, кто первым в кладовку вошел.

Александр продолжал иногда подрабатывать, оказывая мелкие услуги соседям или помогая разгружать товары в магазине, но никуда на постоянной основе устраиваться не собирался.

– Сидишь только на моей шее и