— Значит, для него выгодно жениться на вас? — Почему-то мысль об этой бартерной сделке приводила его в бешенство. Такие вещи всегда плохо кончаются.

По лицу девушки пробежала тень.

— Не думаю, что это имеет для него значение.

— Забавно, что мы с вами оба оказались в сходных ситуациях. Ваш отец даже из могилы пытается навязать вам свою волю, а моя бабушка пока пребывает по эту сторону, но тоже хочет связать меня браком. Ни один из них не оставляет нам выбора.

Она сглотнула.

— Вы просто не понимаете, вот и все.

— Я все понимаю, и лучше, чем вы думаете.

— Вы в другом положении. — Глаза ее сузились. — Хотя я до сих пор не понимаю, в чем дело.

— Может быть, мне стоит вам объяснить?

— Да, мне в качестве вашей предполагаемой невесты не хочется попасть в нелепое положение:

— Не тревожьтесь, все будет хорошо. Если бабушка не изменит своего мнения за две недели, тогда ничто не поможет. Но все получится.

Услышав рассказ лорда Стоунвилла о том, как его бабушка потребовала, чтобы ее внуки в течение года вступили в брак, Мария решила, что она не вполне согласна с его оценкой положения. Доводы старой дамы звучали достаточно разумно.

— Почему вы все не хотите пойти ей навстречу? — спросила она. — Ваша бабушка ведь не пытается женить вас на какой-то определенной женщине, которая вам не по нраву. В конце концов, все когда-нибудь вступают в брак.

— Не все. — Голос Стоунвилла смягчился. — Кроме того, мне не нравится, что мои братья и сестры будут вынуждены избрать себе спутника жизни преждевременно. Что, если за год они не успеют найти себе пару по душе, найти человека, к которому сумеют по-настоящему привязаться? Жениться без любви хуже, чем не жениться вообще. — Произнося это, Стоунвилл хмуро смотрел в окно.

Может быть, он уже был женат? Или это всего лишь теоретические рассуждения? Марии хотелось узнать больше, но она подозревала, что он не станет отвечать на такие вопросы. Да и не ее это дело. Если он желает избавить себя и своих близких от нежелательных браков, пусть так и будет, лишь бы он соблюдал свою долю обязательств.

Однако его циничные рассуждения о ее собственных перспективах привели Марию в раздражение. Он что, полагает, что ни один мужчина не захотел бы на ней жениться, если бы отец не «позолотил пилюлю»? Пусть она тоже иногда задумывалась о мотивах Натана, но ведь он всегда говорил, что женился бы на ней и без отцовского разрешения. Конечно, Натан никогда не говорил о любви, но Мария ни разу не видела, чтобы он флиртовал с другими женщинами. Вероятно, его чувства к ней были вполне искренними, хотя и не такими бурными, как о них пишут в романах.

Она нахмурилась. Беда лорда Стоунвилла в том, что он смотрит на мир сквозь черную вуаль. У него нет принципов, и потому он считает, что ни у кого их нет. Неудивительно, что его бабушка так беспокоится за него.

— Вы только посмотрите! — воскликнул вдруг Фредди.

Мария выглянула из окошка кареты и увидела хорошо освещенную группу строений в стороне от дороги.

— Как называется эта деревня? — спросила она лорда Стоунвилла.

— Это не деревня, — сердито ответил он. Тем временем лошади свернули на длинную подъездную дорогу, ведущую к сияющим в темноте огням. — Это Холстед-Холл, мое имение.

У Марии пересохло в горле.

— Но… Но там столько крыш…

— Да.

Ей показалось, что больше он не скажет ни слова, но лорд Стоунвилл помолчал и добавил:

— Дом относится к временам, когда было принято строить богатые дома именно так — приземистыми, растянутыми, как будто прильнувшими к земле. Генрих Восьмой подарил его первому маркизу Стоунвиллу в благодарность за службу. С тех пор в нем живет наша семья.

Было такое впечатление, что он вовсе не гордится таким домом и его историей. Марии казалось это нелепым. Как чудесно владеть таким удивительным домом! Особенно если учесть, что семья получила его в дар от короля!

— Вы не возражаете, если я спрошу, сколько здесь комнат? — Мария, наконец, осмелилась задать вопрос.

— Несколько сотен или что-то в этом роде.

— О Боже! — задохнулась она.

— Никто не считал дальше трех сотен. Мы приняли эту цифру на веру. После пятого внутреннего двора и десятого корпуса начинаешь сбиваться. Дом довольно большой.

Довольно большой! Надо же! Да это настоящий дворец! Мария и представить себе не могла, что кто-нибудь, за исключением царственных особ, может жить в таком великолепном сооружении.

— Наверное, его содержание обходится вам в копеечку, — робко заметил Фредди.

— Вы и представить себе не можете в какую, — мрачно пробормотал лорд Стоунвилл. — Со дня смерти родителей я впервые вижу его так хорошо освещенным. Одни только свечи… — Он нахмурился. — У нас гостит бабушка, и кто-то, черт возьми, хочет ей угодить.

Интересно, почему он так рассердился? Беседа становилась все более и более интересной.

— Но ведь вот же решение ваших финансовых проблем, — проговорила Мария. — Продайте дом, и вашей семье хватит денег еще на триста лет.

— Хотел бы я, чтобы его можно было продать, — с горечью ответил Стоунвилл. — В Англии существует закон о майорате. Это означает, что наследники, и я тоже, не могут продать собственность. Мебель и все, что в доме, тоже нельзя продать.

— Но ведь вы можете сдать его королю или еще кому-нибудь, — предложил Фредди.

— Боюсь, этот дом по карману одному только королю. Без огромного состояния такие хоромы не снять. Для нуворишей дом слишком стар, сейчас это немодно, меблировка тоже устарела. Можете мне верить, я пытался.

Марию удивило, что он говорит о своем поместье как о тяжком бремени.

— Полагаю, — сухо заметила она, — что владеть дворцом нелегко.

Он насмешливо приподнял бровь.

— Слепец слепцу глаза колет? Так, мисс Баттерфилд? Судя по вашим словам, вы вовсе не нищая. Ваш отец — крупный судовладелец, однако же вы оказались здесь почти без средств.

— Это правда, но мы никогда не жили во дворце.

— Я тоже почти не живу здесь. — Он снова отвернулся к окну. — Я редко сюда приезжаю. До недавнего времени дом стоял пустой.

— Почему?

Стоунвилл молчал. Мария решила, что ее не услышали, но он произнес:

— Некоторым домам лучше вообще исчезнуть с лица земли.

Такой ответ поразил девушку.

— Что вы имеете в виду, милорд?

Стоунвилл явно напрягся.

— Ничего. И не зовите меня «милорд». Так ко мне обращаются слуги. Не забудьте, вы моя невеста. — В голосе Стоунвилл а звучало раздражение. — Я буду называть вас Марией, и вам тоже следует обращаться ко мне по имени — Оливер.