«Говорил, говорил и обделался», — подумал Катон, удрученный банальностью заключительного напутствия. Веспасиан кивнул Бестии и, сопровождаемый знаменосцами, сошел с подиума на плац.

— Командир! — отсалютовал ему Бестия, потом повернулся к строю. — Итак, бабье, до сего момента я с вами, можно сказать, нянчился, но теперь пусть никто никаких поблажек не ждет. Теперь вы мои — с костями и потрохами! Занятия начинаются после обеда, и горе тому, кто осмелится опоздать. Р-разойдись!

Все вторая половина дня была отдана беспрерывной муштре. Новобранцев гоняли, не давая присесть. Ноги и руки Катона сделались ватными, а в голове стучало одно: только бы выдержать, только бы добрести до своей койки и забыть обо всем, погрузившись в спасительный сон.

Однако когда он, валясь с ног, дополз до казармы, забыться оказалось не так-то просто. Новые ощущения, перевозбуждение, тоска по прошлому и тревога за завтрашний день не позволяли заснуть, несмотря на усталость. Голова шла кругом от мыслей. Катон непрерывно ворочался, пытаясь устроиться поудобнее на тоненьком тюфяке, брошенном поверх жесткой деревянной решетки. Бессонница усугублялась и тем, что дощатые перегородки не заглушали взрывов хохота, доносившихся из столовой. Не помогла и подушка, под ней было душно, а шумы она не приглушала ничуть. Когда же наконец мышцы страдальца расслабились, а дыхание перешло в слабый храп, его сильно встряхнули чьи-то грубые Руки. Ошарашенно вскинувшись, Катон увидел шапку жирных черных волос и щербатый оскал перуджийца.

— Пульхр?

— У твоих ножек, бастард!

— А… который час?

— Плевал я на время. Давай вставай, нам нужно утрясти одно дельце. — Пульхр схватил Катона за шиворот и стащил с койки на пол. — Я пришел бы пораньше, да долбаный Бестия по твоей милости заставил меня драить нужник. Это ведь ты, говнюк, сбил меня с шага, разве не так?

— Я не нарочно. Это вышло случайно.

— Ну а я пришел сюда не случайно и собираюсь кое-что сделать с тобой. Тогда мы будем квиты.

— Что ты хочешь сказать? — нервно спросил, поднимаясь с пола, Катон.

— А вот что. — Пульхр вынул из-под плаща тонкий с коротким лезвием нож. — Небольшой порез будет напоминать тебе, что досаждать мне не стоит.

— Но… зачем же! — воскликнул Катон. — Я и так обещаю больше тебя не тревожить!

— Обещания забываются. Зато шрамы… — Пульхр подкинул нож на ладони и снова поймал. — Твоя рожа будет напоминать и тебе самому, и другим, что со мной лучше не связываться.

Катон забегал глазами по спальне, но дверь была далеко. Тут ему в уши врезался взрыв солдатского смеха. Если крикнуть погромче…

— Только пикни, — прошипел, сообразив, о чем он думает, Пульхр. — Только попробуй, и я тебе вообще кишки выпущу.

С этими словами он подался вперед. Однако Катон, осознав, что нападение неизбежно, в отчаянии метнулся навстречу громиле и мертвой хваткой вцепился в запястье волосатой ручищи, сжимающей нож. Пульхр, никак не ожидавший от него такой прыти, попытался высвободиться, но безуспешно.

— Отпусти! — зашипел он. — Отпусти, недоносок, дерьмо!

Вместо ответа Катон вонзил зубы в запястье противника. Пульхр вскрикнул и инстинктивно взмахнул свободной рукой. Удар отбросил Катона на чью-то койку, в голове его вспыхнуло белое пламя. Пульхр со злобой и удивлением оглядел начавший кровоточить укус.

— Ну все! — произнес он негромко и двинулся к койке. — Теперь тебе точно каюк!

Неожиданно дверь распахнулась, впустив в спальню широкую полосу света.

— Что за хрень тут творится? — прорычал изумленно Макрон. — Никак драка?

— Никак нет, командир! — отчеканил, вытянувшись, Пульхр. — Мы с ним друзья и практикуемся в приемах рукопашного боя.

— Друзья? — с сомнением спросил Макрон. — Тогда что у тебя с рукой?

— Ничего страшного, командир. Мы увлеклись. Случайная ссадина.

Катон с трудом поднялся на ноги. Его так и подмывало выложить все очень вовремя заглянувшему сюда центуриону, но он твердо знал: доносчики нигде не в чести.

— Да, командир. Все правильно. Мы с ним друзья.

— Хм. — Макрон поскреб подбородок. — Ладно, друзья так друзья. Но ты, оптион, мне сейчас нужен, так что твоему другу придется уйти.

— Есть, командир! — бойко откликнулся Пульхр. — До завтра, Катон.

— Пока, Пульхр.

— Завтра попрактикуемся снова?

Катон натянуто улыбнулся, и Пульхр ушел, оставив его наедине с ухмыляющимся Макроном.

— Так, значит, это твой друг, а?

— Так точно, сэр.

— Я бы на твоем месте заводил друзей с куда большим разбором.

— Так точно, сэр.

— Но я здесь не затем. Нам надо поговорить. Идем-ка со мной.

С этими словами Макрон вышел из спальни и вперевалочку направился в административное крыло здания. Катон, все еще взбудораженный, шел за ним.

Дружелюбным жестом центурион пригласил юношу в свой кабинет, где стояли два рабочих стола. Стол побольше был совершенно чист, тогда как стол поменьше покрывали стопки папируса и вощеных табличек.

— Туда, — Макрон указал на табурет, придвинутый к большому столу, и Катон сел на него, а центурион опустился на стул.

— Выпьешь? — спросил Макрон снимая с полки две чаши. — У меня неплохое винцо.

— Благодарю, командир.

Макрон наполнил чаши и откинулся на спинку стула. За день он уже успел приложиться к заветной баклажке не раз и потому пребывал в отличнейшем настроении. Опыт, правда, ему подсказывал, что хорошее настроение вечером — это завтрашнее похмелье, но, похоже, богам вина и богам здравомыслия никогда не дано столковаться.

— Пей, сынок, и послушай меня. Раз уж ты оптион, тебе нужно чем-нибудь этаким заниматься. Для начала я хочу поручить тебе помочь Пизону с бумагами. Если поставить тебя перед строем, ребята со смеху лопнут. Конечно, по званию ты выше их, но, надеюсь, сам понимаешь, что до командования еще не дорос. Согласен?

— Так точно, командир.

— Со временем, когда ты обучишься… тогда поглядим. Но сейчас, в любом случае, мне нужен не строевой помощник, а толковый писец. Утром Пизон покажет тебе, что тут к чему, а после муштры ты приступишь.

— Да, командир.

— Ну а сейчас тебе не помешает поспать. Можешь идти.

— Благодарю, командир.

— И… ты это… ну, в общем, не кисни. Человек так устроен, что везде приживается. Не давай себе слабины, и все устаканится.

— Есть не давать себе слабины, командир.

Время для новобранцев теперь полетело с ужасающей быстротой. Казалось, что сутки просто не могут вместить в себя все, что требовала от них армейская жизнь, а положение Катона осложнялось, помимо постоянных придирок Бестии, еще и тем, что после выматывающей все силы муштры он попадал под начало Пизона. А ведь ему, как и всем новичкам, приходилось ухаживать за своей амуницией. У Бестии были глаза орла, мгновенно замечавшие любое пятнышко грязи, порванный ремешок или разболтанное крепление. Для провинившегося это кончалось или нарядом на изнурительные работы, или тесным знакомством с тростью отца-командира. Как вскоре понял Катон, обращение с ней являлось своего рода искусством: хитрость тут состояла в том, чтобы причинить разгильдяю сильнейшую боль, но не нанести при том мало-мальски серьезных увечий. Бестия с новобранцами безусловно не нежничал, но и не собирался превращать их в калек. Он нещадно лупил «долбаных недоносков», однако ни разу никому ничего не сломал и не выбил. Катон старался не попадать ему под руку, но однажды все-таки оплошал: забыл застегнуть ремешок своего шлема. Центурион в ярости, налетел на него и сорвал шлем с его головы, чуть не оторвав заодно и ухо.