Она замолчала, а потом снова заговорила, но уже совсем другим голосом:

– Моя мать умерла, когда меня рожала, и я даже не знаю, как она выглядела. Зато помню, как умирал мой отец. Он умер у меня на глазах, после того как один мерзавец выстрелил ему в живот. Мой отец был сильным человеком, он умирал долго. Если бы те, кто оставался на станции, помогли ему, его, может, удалось бы спасти. Они слышали мои крики, но никто из них даже не подумал помочь нам, хотя им и нужно-то было пройти по туннелю каких-то пятьдесят метров. Я тоже должна была умереть. Когда пятнадцатилетнюю девчонку насилуют четверо амбалов, это нормальный исход. Но я выжила. А когда собрала последние силы и подползла к отцу, он был уже холодным. Те четверо давно ушли. Они получили, что хотели, и никто из нас им больше не был нужен. Сейчас они, наверное, уже забыли нескладную девчонку, которую четыре года назад трахнули в темном туннеле. Но я все помню. И единственное, о чем жалею, так это о том, что не сумела добраться до них, чтобы заставить испытать ту же боль, что перед смертью чувствовал мой отец. Пока не сумела. Думала, доберусь до них, если пойду в воры... Но...

Что-то перевернулось в душе девушки. У нее на глазах выступили слезы. И она, словно испугавшись этого, стиснула зубы и резко тряхнула головой, отгоняя их от себя.

– Все! Хватит! Уходи. Я хочу остаться одна.

Но Сергей не послушал ее.

– Ты ищешь убийц своего отца – и для этого связалась с ворами?..

– Какая тебе разница?! – Подскочив к Сергею, девушка сильно толкнула его в грудь обеими руками. – Что ты мне в душу лезешь?! Вали отсюда! Слышишь?! Вали!

Сергей отлетел к двери и выдохнул. Неужели он прав?

Но это значит, что несчастная девчонка – не только преступница, но и жертва. Как можно казнить ее? Как можно оборвать жизнь, искалеченную людским равнодушием, бессмысленной жестокостью и чудовищной несправедливостью, которую никто никогда не попытается исправить?

Когда его отец вернется на станцию, он должен это услышать. И он простит девчонку.

Разведотряд уверенно продвигался вперед по темному туннелю. Здесь почти не бывало чужих. Челноки-торговцы крайне редко забредали на дальнюю станцию Союза, а монстры, которые, несмотря на тщательно запечатанные технологические колодцы, иногда непостижимым образом проникали в туннель, немедленно истреблялись дозорами с обеих сторон.

Правда, несколько обширных радиоактивных пятен не позволяли назвать перегон между Рощей и Маршальской полностью безопасным. Разведотряд только что благополучно миновал последнюю зону радиационной угрозы, скоро впереди должны были показаться сигнальные огни Маршальской, и бойцы воспряли духом. К тому же, идущая за ними по пятам бригада электриков не обнаружила повреждений проложенного по туннелю электрического кабеля. Словом, все было чудесно.

И только одного полковника Касарина одолевали тревожные предчувствия.

Он привык доверять своим предчувствиям. Двадцать с гаком лет жизни в подземелье, проведенные в непрестанных схватках с чудовищами и человеческим отребьем, научили его предугадывать опасность, чуять ее загривком. И худшие опасения зачастую сбывались.

До Катастрофы он был совсем другим. Касарин до сих пор помнил, как шел по улицам Новосибирска, буквально ощущая на своих плечах новенькие лейтенантские погоны. В кармане лежало полученное при выпуске из военного училища командировочное предписание с номером части, где ему предстояло служить. Но молодой лейтенант не думал о своей будущей службе, потому что рядом с ним рука об руку шла самая прекрасная девушка на свете, решившая связать с ним свою судьбу. Они поженились сразу после его выпуска. Он – новоиспеченный армейский лейтенант и она – ученица последнего курса Новосибирского медицинского университета. Стоял жаркий летний лень, светило яркое со.

Это был последний день человечества, и до конца света оставалось всего несколько минут.

Они пошли гулять, но жена натерла ногу новыми босоножками, пришлось спуститься в метро, чтобы добраться до дома побыстрее. На конечной станции, которая в прежнем мире называлась куда красивее: «Березовая роща», женский голос, как положено, объявил из динамиков, что поезд дальше не идет, и попросил освободить вагоны. Вместе с остальными пассажирами Касарины вышли на платформу, где уже бурлила разноголосая толпа, осаждающая дежурного по станции.

Поезда больше никуда не шли – никогда. И вернуться домой ни Касариным, ни кому другому дежурный не позволил. Их дома больше не существовало.

Люди, придавленные невероятным известием о начавшейся ядерной войне, сначала притихли – но на третий день, когда подошли к концу скудные запасы питьевой воды и запасенного на станции продовольствия, грянул бунт. Обезумевшая от страха перед неизвестностью толпа растерзала пожилого дежурного и двух постовых милиционеров, пытавшихся подавить начавшиеся беспорядки. Всего в тот день погибло восемнадцать человек. А могло погибнуть гораздо больше, если бы лейтенант Касарин с группой добровольцев не сумел восстановить порядок. Потом были схватки с мародерами и расплодившимися, как грибы после дождя, шайками бандитов, пытавшимися установить в метро свои порядки. В этих боях, порой отчаянно жестоких и кровавых, Касарин и завоевал уважение окружающих. Через год его выбрали в избранный Совет независимой станции Роща и он принял от Коменданта капитанское звание. Еще через год возглавил службу безопасности и вырезал из консервной банки жестяные майорские звездочки. Звания в метро присваивались куда быстрее, чем на поверхности раньше, – но и жизнь тут была куда короче.

Тогда же у них родился сын. Роды проходили тяжело, жена чудом выжила. Больше она не могла иметь детей и сама объявила об этом мужу. Касарин ее за это не корил, не расстраивался: нет, так нет – слишком сильно он боялся потерять ее при следующих родах. В его силах было устроить супругу на безопасную работу и добиться для нее щадящего режима, но она наотрез отказалась оставить медицинскую службу и, несмотря на все его протесты, просьбы и запреты, продолжала свои вылазки на поверхность ради поиска лекарств и других медикаментов. Они крепко ругались из-за этого, однако все, чего он сумел добиться от нее, это обещания быть осторожной.

Но какая может быть осторожность в кишащем чудовищами мертвом городе? Касарин боялся, что когда-нибудь она не вернется из своей очередной вылазки. И однажды это случилось.

Сейчас Касарин испытывал схожие ощущения, что и в тот роковой день, когда его жена отправилась в свою последнюю экспедицию. На этот раз тревога была связана с сыном, оставшимся в Роще, и с давно ставшей ему родной станцией. Причем угроза исходила именно со стороны Маршальской, к которой с каждым шагом приближался его отряд. И чем ближе становилась конечная цель пути, тем сильнее Касарину хотелось развернуть отряд и немедленно возвращаться в Рощу. Но логика и служебный долг требовали определить источник угрозы, поэтому Касарин продолжал шагать вперед. Так или иначе, через сто–двести метров все выяснится...