– А что она такая молчаливая? Она вообще вслух разговаривает?

– Ну да, – хохотнула Алёнка, а потом на полном серьёзе выдала: – Это она просто тебя стесняется. Ты же красивый.

Я не застенчивый, но тут не нашёлся что ответить. Да и сказала она так запросто, будто это обычное дело – отвешивать комплименты парням, которых и знаешь-то всего ничего.

Красивым меня раньше никто не называл, в глаза, по крайней мере. Инга в лучшие наши моменты говорила: «Ты у меня такой классный!» Мама называла видным. А так – больше никто. Да и без разницы, я не девушка, чтобы комплименты собирать, но совру, если скажу, что мне не было приятно это неожиданное откровение.

– Знаешь, когда ты только появился в нашем классе, я сразу подумала – ну вот, ещё один мажор. Да, да, я думала, что ты – из этих и задавака к тому же. Считаешь себя пупом земли, на других плюёшь. Ну, типа нашего Мальцева. В общем, сплошное самомнение на пустом месте. Ну, если честно… есть в тебе что-то такое… И это поначалу отталкивает. Поэтому я удивилась, что ты стал с Чибисом общаться. А теперь ещё и нас с Ниной позвал… И такой праздник нам устроил! Ты, оказывается, наш человек.

Вся приятность от «красивого» мгновенно улетучилась. Вот вам и здрасьте! Сначала задавака и мажор! На других плюю! А под занавес вообще «радость» – я, оказывается, такой же лошок, как Макс, или ещё хуже – как Сагидзе. Второй сорт. Да уж… Дубинина наверняка думала, что осчастливила меня, причислив к «своим людям». И ведь она действительно говорила то, что думала. Мне захотелось ужалить её, но не в лоб, не чтобы поругаться. Я ведь и не думал показывать, что меня задели её слова. Просто хотелось отплатить той же монетой – под соусом дружеского откровения сказать что-нибудь этакое, горько-правдивое. Чтобы обидеть девчонку, самое верное – пройтись по её внешности. И в случае с Дубининой было где, но в последний момент я осёкся. Подумалось, что это будет чересчур зло, а может, даже низко. Нашёл другое уязвимое место:

– А почему вас с Сагидзе не позвали? Вас всегда так игнорируют?

– Угу, – кивнула она и беззаботно, почти весело добавила: – Фейсом, видать, не вышли. Ну ещё мы – нищеброды, как говорят Мальцев и Голубевская. Нас же папочка на джипе не забирает из школы. Да у нас и нет ни папочки, ни джипа. Нет, ты не думай, я не плачусь. Нам и вдвоём с мамой хорошо. А по сравнению с тем, как живёт Нина, – так вообще рай. Но, видишь, такие как Мальцев и Голубевская носы воротят.

Мне вдруг стало неловко за свою мелочность.

– А Макса тогда почему? Он же из норм… прости… Вроде его-то семья далеко не бедствует.

– Но и до наших мажориков им как до луны. Середнячки. Такие у наших тоже не котируются. Хотя Макса не поэтому игнорят. На нём все привыкли ездить и ноги об него вытирать. Меньше были, классе в четвёртом-пятом, его ещё и лупили постоянно. Не сильно, конечно.

А так, мимоходом, ради забавы. Какой-нибудь Яковлев пробежит мимо него и пнёт под зад. А Сачков так вообще постоянно его на весь класс высмеивал. Ты заметил, что они у Макса списать и не просят, а просто берут? А когда нам задают сделать дома какой-нибудь проект или презентацию, бедняга Чибисов делает эти проекты на полкласса.

– Сам виноват. Отказался бы. И вообще с наглыми надо по-наглому.

– Ну да. Но, видишь, его раньше пацаны лупили, может, поэтому робеет, а может, характер такой…

Мы добрели до панельной пятиэтажки, что в тусклом свете фонарей выглядела грязно-бурой.

– Мой подъезд, – объявила Алёнка, махнув рукой на чёрную железную дверь. – Хочешь, зайдём, чаю попьём?

– А мама что скажет?

– А ничего не скажет. Она сегодня на дежурстве в ночь, уже ушла. Мама у меня медсестра в детской больнице. Так что я сегодня хозяйничаю.

Я не знал, хотелось мне заходить к ней или нет, наверное, даже нет. Но пока мы шли, я промочил ноги, да и вообще продрог. Так что горячий чай мне бы не помешал.

В подъезде воняло кошачьей мочой и подвальными испарениями. И было так темно – хоть глаз выколи. Ни одной лампочки на весь подъезд.

– Темно у вас.

– Да. Просто люди такие пошли… Только вкрутишь лампочку, кто-нибудь сразу вывернет.

В потёмках мы поднялись на два пролёта. На площадке у самой лестницы Алёнка остановилась, видимо, рылась в сумке, искала ключ. Я её сперва не видел, просто медленно поднимался следом и… столкнулся с ней. Просто шагнул – и вдруг уткнулся носом в её затылок. От неожиданности я едва не потерял равновесие и непроизвольно схватился за неё. Можно сказать, обнял. За талию. И замер, всем телом чувствуя её тепло и еле уловимый трепет, вдыхая запах волос – запах дождя, осени и… женщины. Меня бросило в жар. Повинуясь порыву, я прижал её к себе ещё крепче… но почти сразу опомнился и убрал руку. Стало неловко, и я быстренько распрощался.

– Слушай, совсем забыл, я же матери обещал… там… короче, мне надо бежать. В другой раз угостишь чаем. Пока.

И пулей вылетел из подъезда. Железная дверь гулко хлопнула за спиной.

Дождь и пронизывающий ветер мигом остудили весь пыл, но позже, уже дома, я вспомнил, как мы с ней стояли близко-близко, и тотчас ощутил сладостное томление. Чёрт-те что!

Эта вечерняя прогулочка под дождём и аукнулась простудой. Уже в субботу я малость занемог, а в воскресенье и вовсе разболелся. Мать даже растерялась. У нас в семье вообще не болеют, даже когда свирепствует какая-нибудь дикая эпидемия гриппа, нам хоть бы хны, и тут вдруг я так расквасился.

– Что делать? – спрашивала она меня, хлопая глазами. – Я не знаю, что в таких случаях делают. Может, врача вызвать?

– Ничего не надо, – отмахивался я. – Отлежусь и поправлюсь.

– Ну ладно. Но, если станет хуже, зови.

– Угу.

Она меня почти не тревожила, только пару раз заглянула удостовериться, что я лежу, болею, но живой и умирать не собираюсь.

В понедельник о школе она даже и не заикнулась, наоборот, сказала, что сама сообщит классной, что я заболел. Определённо, и в болезни плюсы имелись. Ну, помимо законных прогулов. Во-первых, выспался. Во-вторых, никто меня не тормошил. От всякой работы по дому тоже освободили. На тренировку, опять же, не пошёл. В общем-то, на тренировки мне ходить не в тягость, даже наоборот, я люблю поразмяться, но в последнее время Палыч на меня ополчился, да и Богатырёв уже как кость в горле.

Я всё думал, напишет мне Дубинина что-нибудь, ну, там, хоть «привет», или не напишет.

Всё-таки она последняя, с кем я виделся накануне. Целый вечер вместе провели, и неплохо провели. Так что она не могла не заметить моего отсутствия. Но она не звонила и не писала. Не то чтобы я расстраивался, но было немного неприятно. Просто Алёнка казалась мне такой… естественной, что ли. Без этих дурацких заморочек, типа: первой парню ни за что не звонить! Не подходить! И вообще делать вид, что его не замечаешь. Это Ингина тактика. В своё время она доводила меня до белого каления своим показным безразличием, причём если сам не уделишь ей должного внимания, то сразу скандал до потолка. Зато, когда охладел к ней, мгновенно забыла про свою тактику. Ладно, ну её.