— Нет, нет, — начал я поспешно. — Я здесь совсем не за этим, — она, конечно, мне не верила, а я не знал, как ее убедить. Она стояла так же напряженно, как тогда в школе. Ожидание нападения, вот как бы я назвал эту позу. — Послушай, я хочу помочь тебе выбраться отсюда. К сожалению, сейчас это невозможно — я показал рукой на солнце. — Но, как только стемнеет, даю слово, я вытащу тебя.

Взгляд Амаранты выражал недоверие. И это меня раздражало. Ей что, нужны доказательства?

— Ты помнишь меня? Я был в школе, когда все случилось. Это я спас тебя от выстрела Виктора.

Но не смог защитить от других стрелявших, — подумал я. Вряд ли она знала, кто такой Виктор, но выстрел помнила отлично, это было видно по ее глазам.

— Зачем ты это сделал? — пропела она.

Именно пропела, так как назвать ее манеру произношения слов обычной речью было нельзя.

— Что за вопрос? Чтобы спасти тебя, естественно.

— Я не понимаю. Ты ведь человек, я в этом уверена. Я слышу, как бьется твое сердце. А люди не спасают вампиров. Зачем тебе это?

Я совершенно не мог сосредоточиться на смысле ее слов. Неужели я никогда не привыкну к этому голосу? Каждый раз, когда она замолкала, мне требовалось время, чтобы прийти в себя и снова собрать разбегающиеся мысли. Я обдумал ее вопрос. Он был, что называется, по существу, но я и сам толком не знал ответа. Пожалуй, лучше быть честным.

— Не знаю. Наверное, мне стало жаль тебя.

Она фыркнула:

— Жаль?! Да я одной рукой могу сломать тебе шею.

— Может быть, «жаль» — не то слово. Просто я на самом деле не знаю, почему хочу спасти тебя. Разве это важно? Я ведь могу тебе помочь. Вот что должно тебя волновать.

— Когда, — она замялась, — когда они собираются это сделать?

— Думаю, они хотят убить тебя сегодня ночью, в крайнем случае — завтра на рассвете.

— И как ты собираешься мне помочь? — В ее голосе все еще чувствовалось недоверие.

Но ей придется преодолеть его, если, конечно, она хочет жить.

— Я просто выведу тебя отсюда, — мой план был прост до гениальности, но ключевой его составляющей было отсутствие помехи.

Что ж, его всегда можно было скорректировать в процессе.

Вдруг до нас донесся шум подъезжающей машины. Она вздрогнула и взглянула на меня.

— Мне сейчас лучше уйти. Но я непременно вернусь, — сказал я, вышел в коридор, запер дверь камеры и побежал наверх. Я как раз успел закрыть дверь в подвал и отвернуться от нее, когда в кухню вошли Виктор и Глеб. Отец взглянул на меня так, будто застал за страшным преступлением, но промолчал. Глеб ничего не за метил. Виктор же волновал меня все больше и больше.

Когда они вышли из кухни, я положил ключи на место. Не хватало только, чтобы кто-то заметил их отсутствие.

Оказывается, Глеб и отец ездили в город за продуктами. Ничего примечательного. Похоже, остаток дня они собирались посвятить нам с Димой. Ничего хуже и придумать нельзя. Я был уверен, до вечера они не вспомнят об Амаранте. Мне нужно было как-то заставить их уйти из дома, но в голову не приходило ни одной толковой идеи. Я метался между комнатами и кухней в тщетной попытке найти решение. Даже думать не хотелось, чем может обернуться моя неудача. Помощи ждать было неоткуда, я прекрасно это понимал. Рискни я кому-нибудь признаться в том, что меня гложет, и я мигом окажусь в камере, по крайней мере, до тех пор, пока Амаранту не прикончат. Как же быть? Я решил, что попробую ее освободить, даже если мне не удастся выманить их из дома. Не мог же я просто смотреть на ее убийство! Раньше я, как и все, назвал бы это казнью, но по отношению к хрупкому ангелу, находящемуся в подвале, это слово было неприменимо.

Я молился всем богам, которых только знал, чтобы они послали мне хоть малейший шанс на спасение. Я не знаю, который из них меня услышал, и поэтому теперь на всякий случай благодарю их всех.

Когда я уже был на грани полного отчаяния, отец вдруг, сам того не подозревая (или это мое очередное заблуждение?), пришел мне на помощь.

— Мы поедем, уберем трупы из школы, — сказал Виктор, зайдя в гостиную, где сидели мы с Димой — Ты с нами, Влад? — Отец ждал моего ответа.

От радости я чуть не пустился в пляс.

Тихо, тихо, никто не должен ничего заметить, — напомнил я себе.

— Пожалуй, я останусь. Что-то неважно себя чувствую после вчерашнего.

Отец кивнул мне, будто он не ожидал услышать другого ответа.

— Дима? А ты составишь нам компанию?

Лицо Димки выразило крайнюю степень страдания:

— Ты же знаешь, папа, мне легче справиться с армией вампиров, чем закопать один труп.

— Ладно уж, пусть сидят дома. Они свое еще накопают, — проворчал Глеб из коридора.

Он, должно быть, пошел в сарай за лопатами, и уже через несколько минут я услышал звук работающего мотора машины.

Виктор все еще мялся на пороге. Мы остались с ним одни в небольшой прихожей, куда я вышел его проводить. Отца что-то беспокоило, это было видно по тому, как он хмурил лоб. Мне снова, уже в который раз за последние несколько дней, показалось, что он хочет мне что-то сказать. Но он всего лишь взялся за ручку и дернул входную дверь на себя. Он почти вышел из дома, но вдруг резко обернулся и заглянул мне в глаза:

— Будь осторожен, малыш, — и вот он уже садился в машину.

«Малыш». Как странно, он не называл меня так с тех пор, как мне исполнилось пять лет. Что-то определенно изменилось в этом мире, и я понятия не имел, что именно.

Войдя в дом, я отбросил мысли об отце, сосредоточившись на Димке. Сейчас, когда старшие уехали, он был единственным препятствием на пути осуществления моего плана. Разумеется, я не собирался «убирать» своего брата, как говорят во второсортных боевиках, но его следовало на время обезвредить. И, кажется, я даже знал, как это сделать. Конечно, это нехорошо, и Дима потом еще долго будет дуться на меня. Но, подумал я, если у меня все получится, это будет наименьшая из моих проблем. Например, отец вообще наверняка попытается меня убить. А уж о том, что сделает Глеб, совсем думать не хотелось.

Я прошел на кухню и начал рыться в шкафах. Там у Глеба хранились травы; некоторые из них были целебными, другие отпугивали тварей. Я был уверен, что видел среди них сонный корень. Если искрошить его Диме в чай, он проспит сном младенца несколько часов, и у меня будет возможность вывести Эмми (так я про себя называл девочку) из дома. Имя «Амаранта», конечно, красиво, но мне хотелось чего-то более теплого и нежного. К тому же я сам придумал так ее называть, а это делало меня как будто ближе к ней. Не знаю, откуда родилось это имя, но мне оно определенно нравилось.

Я наконец отыскал сонный корень, измельчил его и бросил в свежезаваренный чай. По идее, корень безвкусен и Дима не должен ничего заподозрить. Осталось сделать так, чтобы он выпил приготовленный мной напиток.