— Не молчи, — наконец прошептала она, — я волнуюсь за тебя.

Я разозлился. Я был сам себе омерзителен и очень надеялся, что остальные чувствуют по отношению ко мне то же самое. Я нуждался в их презрении, ведь иначе получается, что я не сделал ничего дурного, а это неправда.

Я резко развернулся на кровати и посмотрел на Ксюшу. От неожиданности она испуганно вздрогнула. Ну вот, уже что-то. Лучше бы ей меня бояться, кто знает, на что я способен.

— Что ты хочешь услышать? — начал я зло.

— Для начала, что с тобой все в порядке. Я беспокоилась, что она могла сделать тебе что-нибудь плохое.

Она могла, но не сделала. И это был еще один вопрос, на который я никак не мог ответить. Что-то больно много вопросов свалилось на мою бедную голову. Эй, вы там, а как же справедливое разделение благ? От каждого по способностям и каждому по потребностям и так далее, в том же духе. Лично мои способности были на исходе, еще немного, и мой мозг задымится.

— Она мне ничего не сделала, со мной и правда все нормально, — от моей недавней злости не осталось и следа. Все, чего я хотел, это чтобы меня оставили в покое. Но я видел в глазах Ксюши любопытство, в них было столько вопросов, что я бы не справился с ответами и до утра.

— Ты, наверное, устал? — спросила она без особого энтузиазма.

Я совсем было собрался ее спровадить, когда услышал крик Димы.

— Как ты мог так поступить со мной, Влад?

Вопли слышались со стороны кухни. Должно быть, Дмитрий проснулся и теперь требовал отчета о моем падении. Он прекрасно знал, что я его слышу. Вот уж не думал, что он воспримет это так агрессивно.

— Иди сюда, Влад. Имей хотя бы смелость отвечать за свои поступки!

Брат был в ярости. Я медленно встал с кровати; Дима заслуживает того, чтобы высказать все мне в лицо. А если он вдруг захочет ударить меня, я не стану сопротивляться. Ксения встала перед дверью, не пуская меня.

— Не думаю, что пойти туда — хорошая идея. Дима разорвет тебя на части, я еще не видела его таким.

Я пожал плечами, показывая, что мне все равно.

— Тебе в голову не приходила мысль, что я это заслужил?

— Я не знаю, зачем ты это сделал. Но, наверное, у тебя была на то веская причина.

Добрая старушка Ксюша, она была слишком снисходительна ко мне. И это — лишняя причина поговорить с Димой: мне просто необходим хороший пинок. Я мягко отодвинул Ксюшу от двери и вышел в коридор.

Я остановился в дверях кухни, предоставляя Диме возможность увидеть меня. Мои руки были в карманах; если он попытается меня ударить, я не стану оказывать сопротивление. Брат не обманул моих ожиданий, он вообще редко злился, но, если уж кто-то выводил его из себя, он становился опасен. Заметив меня, Дима резко вскочил и бросился ко мне. Краем глаза я увидел, как отец протянул руку в тщетной попытке удержать Димку, но было уже поздно.

Все происходило как при замедленной съемке. Вот мой брат на бегу занес кулак, вот его кулак встретился с моим носом. Боль была острой и всепоглощающей. Интересно, нос сломан? Но именно боль помогла мне прийти в себя. Мир, наконец, вернул свои краски. Конечно, тоска от разлуки с Амарантой не покинула меня, думаю, она теперь навсегда останется со мной, но с этим можно было научиться жить. Наверное. Уж попытаться точно стоило.

Подбежав, отец схватил Диму сзади, так как тот не собирался останавливаться на достигнутом. Я отнял руку от лица, она была в крови. Я чувствовал, как кровь стекает по моим губам, ее вкус был терпким и соленым.

Меня затошнило. Охотник, влюбленный в вампира и не переносящий вкуса крови; забавное и жалкое явление. Я еле успел выбежать на улицу, где меня вывернуло наизнанку. Что тут скажешь, достойное окончание дня.

В ванной я привел себя в порядок. Дима все-таки промахнулся, и основной удар пришелся на скулу, лишь слегка зацепив нос. Кровь быстро остановилась, и я снова пришел в норму. Нос не был сломан, но без синяка не обойтись. Впрочем, это было не первое мое «ранение» и, уж точно, не самое тяжелое. Переживу как-нибудь.

Все, включая Оксану и Данила, сидели на кухне и ждали меня. Что я мог им сказать? Теперь, когда я вновь пришел в себя, мне не хотелось терять друзей, но я знал, что оправданий для моего поступка нет.

Не торопясь, я вышел из ванной и прикрыл за собой дверь. Видимо, на кухне услышали мои шаги, и в доме повисло напряженное молчание. Я шел и думал о том, что скажу им. Не одно достойное оправдание не проходило на ум, а правду говорить не хотелось, ведь я сам еще не успел свыкнуться с мыслью о том новом чувстве, что отныне жило во мне.

Я остановился у входа в кухню. Шесть пар глаз смотрели на меня. Все в сборе, пришли поучаствовать в моей публичной казни. Но, присмотревшись к лицам, я с удивлением понял, что мой поступок вызывает у них разные эмоции. Только Глеб был по-настоящему зол на меня, и его взгляд не предвещал ничего хорошего. Димка смотрел исподлобья, но я знал — он, скорее всего, обижен на то, что я не посвятил его в мой план. Брат не мог простить мне недоверия. Оксана выглядела напуганной и растерянной. Что касается Ксении, то ее поза и взгляд выражали сочувствие, как и до этого в моей комнате. Было ли что-нибудь, что могло оттолкнуть ее от меня? Я начал в этом сомневаться. Данилу, казалось, любопытна эта ситуация: он — исследователь, а для исследователя интересно все новое. Виктор выглядел грустным и тихим. Он смотрел на меня без тени осуждения, и его глаза были полны печали, как будто он знал, что должно произойти нечто плохое, но не мог ничего изменить.

— Вот и виновник торжества, — голос Глеба был полон сарказма. — Проходи, садись. Думаю, нам есть о чем поговорить, — он указал на стул во главе стола.

Хорошее место, ничего не скажешь.

Я сидел напротив них, один на поле битвы против банды безжалостных убийц. Эта мысль позабавила меня, и я усмехнулся, чем вызвал новую вспышку гнева у Глеба:

— Вижу, тебе весело. Да только вот нам что-то не до шуток, — он становился все злее и злее, распаляясь от собственных слов.

Краем глаза я увидел, как Ксюша коснулась руки матери.

— Прекрати, Глеб, — немедленно отреагировала та. — Мы ничего не знаем о случившемся. Позволь мальчику все объяснить, — она посмотрела на меня. — Влад, тебе ведь есть что сказать? Начинай, мы готовы выслушать тебя.

Настал момент, которого я так боялся. Оксана редко ошибалась, но сейчас был именно такой случай. Дело в том, что мне абсолютно нечего было им сказать. Как я мог объяснить им, что двигало мною? Я не нашел ничего более умного, как сказать то, что и так было всем ясно.

—Я просто не мог позволить вам убить ее.

После моих неуверенных слов наступило, что называется, гробовое молчание. Они были в шоке, и я мог их понять: ведь я совершил абсолютно невозможный для охотника поступок. Не исключено, что за всю историю существования нам подобных я был первым, кто спас вампира от смерти. И это было все, что я мог им сказать. Но я действительно не мог допустить ее смерти. К этому нечего было добавить, и я просто ждал, когда они придут в себя.