Молчание.

– Ты что-нибудь помнишь?

Белые пагоды. Красные пятна. Везде. На земле. На деревьях. Красная жидкость, вытекающая из ртов. Она окрашивает все. Мои мысли. Мои сны. Мою жизнь.

– Кровь? Ты помнишь кровь?

Она капает на лицо. Заливает глаза. Жжет. Ой как она жжет.

Она вскрикнула. Я вздрогнула от ее крика.

– Что с тобой?

Жжет. Очень сильно.

– Что жжет?

Память.

– Откуда ты родом?

Из страны, которую ты хорошо знаешь.

– Из какой части?

С острова.

– С какого?

Тхай бсон тху мья, а хти кьян тху мья я тхет шин най тху мья сан сар яр кьюн го тхва май.

– Что ты сказала?

Она повторила непонятное.

– На каком языке ты говоришь?

Не могу продолжать. Прошу, помоги мне.

– Каким образом?

Покинь это место. Я не хочу возвращаться.

– Куда?

На остров.

– Мы не собираемся ни на какой остров.

Еще как собираемся. Сейчас прямо туда идем.

– Я не понимаю, о чем ты. Объясни.

Она снова умолкла.

– Не исчезай. Останься. Постарайся вспомнить.

Ответа не было.

И как мне свести воедино осколки ее воспоминаний? Что за страна, которую я знаю? Что за «сапоги Смерти» и «посланцы Страха»? Что вообще означают ее слова? Бред какой-то.

За деревьями я увидела небольшую хижину, построенную в форме треугольника. Бревна были темно-коричневого цвета. Скаты крыши почти достигали земли. Над крыльцом натянута веревка, где сушилась монашеская ряса. Из трубы поднимался белоснежный дым. Без малейших опасений я подошла к хижине.

Казалось, меня здесь ждали.

За широким окном я увидела вчерашнего монаха. Он сидел посередине комнаты на татами и читал книгу. Позади него, в дровяной плите, пылал огонь.

Я постучалась и, не дожидаясь ответа, открыла дверь.

Монах поднял голову и отложил книгу.

– Как я рад тебя видеть, – сказал он с британским акцентом. – Входи.

Я сняла сапоги и вошла, закрыв за собой дверь. Остановившись у двери, растерялась, словно забыла, зачем пришла.

– Подходи ближе. – Он махнул рукой на пол, приглашая сесть рядом.

Я окончательно засмущалась.

Мы оба молчали. Буддист виртуозно владел искусством ожидания.

Наконец я решилась сесть.

– Вы знаете, кто я? – спросила я осторожно.

– Я ведь монах, а не провидец, – усмехнулся он.

Мы опять замолчали. В плите приятно трещали поленья. Монах смотрел на меня. Его взгляд ничего не требовал, и постепенно я успокоилась.

– Вы из Бирмы? – спросила я.

Старик кивнул.

– Мой отец был родом оттуда.

Он снова кивнул.

– Я слышала, в Бирме люди приезжают к вам отовсюду, желая услышать совет.

– Иногда да.

– Как вы им помогаете?

– Выслушиваю рассказы, а потом напоминаю им.

– О чем?

– О нескольких истинах, которые все мы знаем, но часто забываем.

– О каких?

– Ты всегда так торопишься?

– Разве это плохо?

– Если дергать за стебельки травы, она не вырастет быстрее. Ты когда-нибудь медитировала?

– Да, вчера, рядом с вами, – сказала я, вновь ощущая неловкость.

– Вчера ты просто сидела, ничего не делая. Сидеть и медитировать не одно и то же.

– Как вы узнали?

Монах улыбнулся:

– Если хочешь, я тебе помогу.

– В чем?

– Помогу успокоиться.

Монах сел напротив меня, наши колени соприкоснулись. Он ничего не делал, снова терпеливо ждал. За его спиной по-прежнему трещали дрова в плите. Старик помогал мне выбраться из беличьего колеса вечной спешки. Одним своим присутствием показывал, что нам некуда торопиться. У нас столько времени, сколько нужно. Мое дыхание постепенно замедлилось. Монах взял мои холодные руки. Я не противилась – казалось, я очень давно ждала этого момента. Он внимательно осмотрел мои ладони, затем тыльные стороны. Я закрыла глаза и ни во что не вмешивалась, слушала его ровное дыхание, чувствовала тепло его пальцев. Его мягкую, морщинистую кожу. У меня появилось ощущение, что я куда-то падаю. Как лист, опускающийся на землю с большой высоты. Неспешно. Без усилий. Лист, спокойно исполняющий предначертанное судьбой.

Он держал мои ладони, а мне казалось, что он держит меня в своих руках.

Я утратила чувство времени.

Когда я вернулась в центр медитаций, Эми убирала со стола. Все уже позавтракали.

– Ты где была?

– В лесу, – не задумываясь, ответила я.

– Медитировала?

Я кивнула.

– Со старым монахом?

Я снова кивнула, не переставая удивляться, как хорошо Эми меня знает.

– Жаль, что он уже стар, – сказала она, подмигнув мне.

На следующее утро я проснулась до восхода солнца. Мне хотелось немедленно отправиться к старому монаху, но я дождалась, пока все уйдут в зал медитаций. Лишь тогда встала, оделась и отправилась по знакомой тропке.

– Проходи, садись, – сказал он, ничуть не удивившись. – А если хочешь, ложись.

Я разулась, растянулась на полу и только тогда заметила, что вся дрожу от холода. Монах накрыл меня одеялом, а сам уселся на корточках рядом. Его руки коснулись моих висков, после чего улеглись мне под голову. Эта тонкая «подушка» была удивительно теплой. Я закрыла глаза, дыхание замедлилось, дрожь прекратилась. Стало необыкновенно спокойно. В последний раз я испытывала подобное рядом с У Ба. Я чувствовала, что целиком могу довериться старому монаху и что он выдержит всю тяжесть моего мира.

– Что тебя тревожит?

Иногда достаточно одного вопроса.

Я начала рассказывать. Говорила о громадной любви, которой у меня не было и по которой я тосковала. О непрожитых жизнях. О том, как можно различать бабочек по шелесту крыльев. О многочисленных главах «Книги одиночества». О сильных крыльях Обмана, уничтожавшего синеву небес, пока они целиком не почернели. О множестве оттенков горя. Об ужасе, охватившем меня, когда я впервые услышала внутри голос. Я рассказала ему о ее и своих вопросах, о своем страхе и о себе.