Мысль, что одного Корана для мусульманина недостаточно, явно показалась некоторым в зале чересчур смелой. Строго говоря, так оно и есть, однако редко эта мысль выражается так напрямую. Как-то уж больно нелестно это звучит для Корана! Но дядя Файзан смотрел только на старейшин, а они спокойно слушали, так что он продолжил:

– Хадисы развивают и проясняют то, что сказано в Коране, но никогда ему не противоречат. Противоречий в исламе вообще нет. Если мы видим, что хадис в чем-то противоречит Корану – значит, это ложный хадис, который необходимо отвергнуть. Если хадиса, способного прояснить интересующий нас вопрос, не находится, необходимо обратиться к третьему источнику шариата: к улемам, исламским ученым, мудрецам, искушенным в исламе.

Тут дядя Файзан вежливо улыбнулся имаму; тот был явно польщен.

– Таковы источники шариата. Но где мы можем увидеть его проявления? Повсюду – в повседневной жизни каждого благочестивого мусульманина. Как мы молимся, когда постимся, на ком женимся, какой еды избегаем. Все эти базовые правила и есть шариат. Разумеется, в нем немало и намного более сложных вопросов: например, можно ли отдавать в качестве закята домашнюю утварь?

Старейшины заулыбались и сделали дяде Файзану знак закругляться.

– Таково краткое объяснение шариата, его источников и применения. Шукрия – благодарю вас.

Сказав это, он снова сел на пол, скрестив ноги, а старейшины одобрительно закивали.

Позже мне предстояло узнать, что по крайней мере на «сложные вопросы шариата» у ахмади всегда есть ответ. Структура власти у ахмади достаточно авторитарна, и за истолкование шариата полностью отвечают лидеры джамаата. Как они скажут, так и будет. Однако у большинства мусульман не так.

У других мусульман есть разные возможности. Например, если суннитка хочет развестись с мужем, она должна получить дозволение от духовных властей. Ей необходимо обратиться к муфтию – человеку, сведущему хотя бы в основах шариата. Женщина излагает муфтию свое дело, и он выносит решение – фетву. Однако фетва – не окончательное решение: если женщине она не понравится, она имеет право пойти к другому муфтию и попытаться получить другую фетву, более для нее желательную.

Муфтии из разных школ опираются на разные прецеденты и, соответственно, выносят разные фетвы. Например, некоторые школы суннитской мысли настаивают на том, что женщину можно выдавать замуж лишь с ее согласия. Другие считают, что это необязательно, а женщина должна повиноваться воле семьи. Поскольку никто не обязан принадлежать к той или иной школе, некоторые женщины выбирают те школы, фетвы которых для них более благоприятны. Хотя суннитские ученые и осуждают эту практику «рынка фетв», она служит хорошим примером той свободы, которой ахмади, из-за своей авторитарной структуры власти, лишены.

Есть и еще один вопрос, в котором мнения решительно расходятся: каждая деноминация имеет свой набор хадисов, которые считает достоверными и истинными. Поскольку хадисы – второй по авторитетности источник для шариата, эти разногласия имеют серьезные практические следствия. Именно с этим связаны многие различия между суннитскими и шиитскими обычаями. У этих мусульман разные книги хадисов. Это различие, вместе с шиитскими взглядами на авторитет имамов, приводит к очень разному пониманию шариата.

Но, помимо этих различий, стоит отметить, что взгляды и практики большинства мусульман очень во многом совпадают. Например, и все четыре основные школы суннитов, и все три основные школы шиитов учат тому, что человека, отрекшегося от ислама, следует казнить за отступничество – расходятся они лишь в деталях квалификации «преступления» и в том, кто и как должен совершать казнь. Лишь маргинальные группы, скажем, либеральные мусульмане или ахмади, отказываются от этой освященной временем практики.

На иджтима мне всех этих деталей не рассказали, да это и не требовалось. В сущности, большинство мусульман этого не знает. Они знают ислам, насколько сами его практикуют, а остальное оставляют ученым. Иджтима и другие подобные собрания более, чем что-либо иное, учили нас возрастать в любви к исламу и в единстве друг с другом. Они удостоверяли, что у нас есть религиозные вожди, знающие ответы и на те вопросы, на которые сами мы ответов не знаем. Мы регулярно встречались, обсуждали вопросы веры – и стали сильной общиной.

Подробнее о шариате читайте в книге «Нет Бога, кроме Единого» (No God but One), часть 1: «Шариат или Евангелие: два разных решения».

Однажды, когда мы возвращались из Глазго в Данун после одного из подобных собраний, Амми и Абба были явно чем-то озабочены.

В тот раз мы задержались в мечети. Последний паром уже ушел, и, чтобы попасть домой, нам требовалось обогнуть Холи-Лох на машине, а такая дорога занимала не меньше двух с половиной часов.

Но такое случалось и прежде, и никогда раньше Амми и Абба из-за этого не беспокоились. Завтра воскресенье – значит, Аббе не нужно рано вставать и идти на службу. Родители сидели на передних сиденьях и разговаривали вполголоса, так что мы с Баджи не слышали, о чем они говорят – но ясно различали в их голосах тревогу. Что-то было не так.

– Абба, что случилось? – спросила первой Баджи.

– Ничего, бейти. Проверьте ремни безопасности, убедитесь, что дверь заперта, и спите. Уже поздно, и вам давно пора быть в постели. Иншалла, скоро будем дома.

Амми бросила на Аббу расстроенный взгляд, но промолчала. Больше они оба не сказали ни слова.

Несколько минут спустя попробовал я:

– Амми, что-то не так?

– Ты разве не слышал, что сказал Абба? Делай, что он говорит!

Что бы ни было на душе у Аббы и Амми, ясно было, что с нами они делиться не станут. Как заснуть после такого? Но мы с Баджи не хотели для себя неприятностей, так что притворились спящими.

Прошло еще несколько напряженных минут, и наконец Амми, как видно, на что-то решилась. Повернувшись к Аббе, она тихо спросила:

– Значит, ты снова это видел?

– Да, все то же, и даже яснее, чем прежде.

– Тогда давай вернемся! Поворачивай назад! Чалло, хватит с нас этого!

Похоже, Абба только этого и ждал. Он развернул машину и погнал назад, в Глазго. Мы с Баджи понимали, что пока лучше не задавать вопросов. Напряжение родителей, кажется, немного смягчилось, но настроение не улучшилось.

– Мне найти гостиницу? – спросил Абба.

– Нет, остановимся у Маликов. Они поймут.

При этих словах Амми моя тревога мгновенно обратилась в радость. Малики – семья из нашей мечети, с которой мы особенно сдружились. Мистера и миссис Малик я называл «дядей» и «тетей» не только потому, что так принято называть старших в Пакистане, но и потому, что для меня они в самом деле стали чем-то вроде вторых родителей. Вел ли я себя идеально, или отчаянно озорничал – они всегда принимали меня с теплотой и любовью.