Весна в этом году выдалась холодная и дождливая, поэтому не задумываясь, надела отцовский кожух, подбитый истрепавшимся заячьим мехом.

Выйдя на улицу, еще раз взглянула на сестру. Слишком быстро она взрослеет, понятно, что не девочка давно. Вон Талия Эгора уже нянькала во всю в ее возрасте, но все же.

— Ну, ты идешь, Томма? — Эгор маялся в нетерпении. — Я уже и мужиков наших обежал. Брок с сыном с третьей улицы тоже решили сходить разведать, что за северяне такие. Говорят, видали, как тебя вчера один из них верхом на лошади привез.

Кивнув, я поспешила к калитке. Наконец-то, подняв ее с земли, прислонила к забору.

— Потом приколочу ее на место, — пообещал Эгор.

Выйдя из деревни, мы направились по широкой тропе к Сердвинки. Вперед пустили мужиков из Вотчиков, ну и заодно наших местных. А потом и вовсе решили отстать, чтобы пристально меня не разглядывали. А то поначалу мужики бросали косые взгляды. Но оно и понятно, откуда тут взялся посторонний.

Выглядела я, конечно, удручающе в иллюзии бродяги с большой дороги. Отцовский кожух, косматая нечесаная голова, тщедушное телосложение. Ну, как вроде обычный скиталец, какие время от времени забредали к нам в селенья. Эгор тоже подсуетился и наплел местным мужикам что-то про отшельника, что пришел вслед за северянами да решил рискнуть с работой.

В общем, придумал мне легенду, что бы ни спрашивали потом, откуда мужик-то появился, которого раньше не видывали. Накинув на себя качественно продуманную иллюзию чахлика, я все крутилась перед Эгором, требуя оценить мое актерское мастерство.

— Халтура, — со знанием дела заявил он, — чего ты красуешься и задом виляешь.

Где ты видала, чтобы мужик так вышагивал?

Хмыкнув, я поправила волосы и с укором глянула на этого малолетнего критикана.

— Еще и глазками стреляешь, — шикнул он на меня. — Шаг шире, сутулься, и губки не надувай, как девочка, а смачно сплевывай.

— Это неприлично, — возмутилась я.

— И рот на замке держи, — отдернул он меня, — а то мало того, что он бабский, так еще и приличный.

Путь в Сердвинки занимал какой-то час, не больше. Да и сама дорога была более или менее безопасна. Мертвяков здесь, конечно, видали, но редко и по одному.

Искать им тут было нечего. Так что, немного расслабившись, мы вырабатывали у меня мужицкую походку: портили мою осанку, шаркали ногами и харкались по сторонам.

Уже на подходе к некогда пустующей Сердвинки мы, не сговариваясь, пошли медленнее. Видимо, не мне одной было боязно.

— Если что не так, сразу ноги делаем, — шепнул Эгор. — кто их знает, кто они вообще такие.

Я сначала согласно кивнула, а потом как-то спохватилась. Ведь не тронули меня вчера, а наоборот проявили невиданную заботу. Чтоб князья наши о безопасности какой-то деревенской бабы заботились. Да никогда не было такого.

— Да, ничего они нам не сделают, — уверено заявила я, — мы им как раб сила нужна. Считай, за кусок хлеба работать согласны.

— В том-то и беда, — Эгор пнул небольшой камешек и остановился. — Поймут в каком мы положении и заставят за горбушку хлеба спины надрывать. А то и за просто так, чтобы можно было воздухом на их земле дышать.

Вот тут мне возразить было нечем. И такое вполне могло быть.

— Поживем, увидим, Эгор, — пробормотала я. — Время покажет.

— Я все-таки надеюсь на них. В лес за мясом и хворостом, конечно, придется ходить, но хоть не так часто.

Я посмотрела на виднеющиеся впереди Сердвинки, потом на соседа. Я была бы счастлива вообще никогда в туман не возвращаться, и если работа здесь сократит эти походы хоть на сколько-нибудь, — я буду горбатить тут спину до изнеможения.

В Сердвинки мы заходили с опаской. Вокруг нас кипела работа. Огромные мужчины, обнаженные по пояс, возводили забор из частокола. Я с жадностью глянула на гору веток, что валялись неподалеку. Столько добра, а не возьмешь.

Хворост нам был нужен позарез.

Войдя через большие врата, мы с соседом поразились отстроенным домам.

Красивые бревенчатые стены, крыши с черепицей, небольшие заборчики и резные калитки. И всего ведь за пару недель возвели. И в сравнении с этими домами наши казались мне лачугами покосившимися. Это изрядно подпортило моё настроение.

Хотелось тоже жить как люди, вот в таких вот шикарных избах.

Пройдясь вдоль всей улицы, мы так и не поняли, у кого спросить о работе.

Развернувшись, вновь пошли к центральным воротам. Там я заприметила двух вчерашних князей, или вардов. Мужчины стояли и переговаривались о чем-то.

— Вон тех видишь? — шепнула я Эгору. — Они тут, вроде как, самые главные.

Я неприлично тыкнула пальцем в светловолосых гигантов.

— Они чего братья? — услышала я в ответ.

— С чего взял-то? — не поняла я вопроса.

— Похожи чем-то, — парень пожал плечами.

Я присмотрелась. Действительно, было в лицах вардов что-то неуловимо схожее.

— Пошли у них о работе спросим, что ли, — предложил Эгор.

— Они князья, — возразила я.

— Но мы-то, как вроде, и не знаем об этом. Что они головы нам снесут за спрос-то? — пробурчал он чуть дрогнувшим голосом.

Не дожидаясь моего ответа, сосед пошел вперед. Я вынуждено поплелась следом.

— Про походку не забывай, — шикнул он на меня, оглядываясь, — и глазками не хлопай. А то не поймут.

Скрипнув зубами, я сутулилась и даже чуть не плюнула под ноги, но вовремя спохватилась. Иллюзия иллюзией, а воспитание никто не отменял.

Приближаясь к вардам, я почувствовала странное волнение. Словно предчувствие какое.

— Местные? — не дожидаясь наших вопросов да расспросов, обратился к нам воин с пшеничными волосами. — Долго ходите! С какой деревни пришли?

— Красенки, — ответил Эгор твердым голосом.

— Это самая дальняя от тракта? — уточнил второй вард.

— Да, господин, и самая населенная, — снова без запинки отчеканил парень.

Пшеничный хмыкнул и глянул на меня.

— У вас так заведено, что младший вперед старшего рот открывает.

Я сглотнула. Но упрямо продолжала молчать, личина на мне, конечно, мужика, но голос-то не подделаешь и морок на него не накинешь.

— Полоумный он малеха, — не краснея, соврал Эгор, — недавно пришел в наши места, да поселился в стороночке. Не говорит он почти.

Хотелось одарить соседа суровым взглядом за такие эпитеты в мой адрес, но я вовремя спохватилась. Версия Эгора о моем скудоумии могла объяснить все мои странности.