И лишь после всего этого Дина спокойно вошла в гостиную и зажгла настольную лампу на письменном столе Вадима. До сих пор она только стирала пыль со стола, лампы и его компьютера. Ни разу ей не приходила в голову мысль его включить. Нет… Приходила… После того, как там порылись следователи. Ей захотелось войти в этот еще живой мир мертвого Вадима и все стереть. Чтобы больше никому было неповадно. Он был таким… Он все хранил в компе, смеялся, что разучился писать слова и цифры совсем, трудно расписываться на документах. Ничего не перебрасывал на айфон, потому что телефоны могут потеряться, а у него важные материалы.

Вход у него с паролем. Его знала только Дина. Она тогда отказалась сказать его ментам, закрыла ладонью и набрала сама. А пароль до смешного простой, детский. Наверное, его подобрал бы школьник. Просто они придумали его вместе. Когда все у них было вместе. Он набирал, она сидела у него на коленях, они целовались. Dinettasan555. Вот такой пароль они придумали. Пятерки, потому что она всегда была отличницей. И когда она хотела тогда войти, чтобы стереть все материалы, ее просто скрутила острая физическая боль. Болело неизвестно что и все. Дыхание перехватывало. Это нельзя, поняла она. Это кошмар. Компьютер – это жизнь человека, его дела, мысли и тайны. Когда человека нет, это разъяренный монстр, защищающий то, что нужно теперь только мертвому, с яростью преданного пса. Так тогда ей показалось.

А сейчас она спокойно и сосредоточенно села за стол и начала разбираться в электронном рисунке оборванной жизни. Раз ее так тянет, значит, это возможно и есть путь к правде. Нужна ли ей эта правда? Она что, убивать пойдет врагов Вадима, если чудом вычислит? Она, которая сжимается от страха, если чувствует запах алкоголя от соседа с первого этажа, когда он что-то ей говорит, пьяно улыбаясь в лицо?.. Да, она думает, что кто-то, кто на нее особенно зол, однажды может кинуть этому деградировавшему существу небольшую сумму, и он, который ей улыбается, не задумываясь, пробьет голову Дины лопатой или ломом. Это ведь обычно так и бывает, и нет другой версии, и отсидит он к своему удовольствию на всем готовом. Нормальному человеку тюрьма хуже смерти, а такому – его среда.

Пьяный сосед – это одно. Ее дело, миссия – другое. Да. Если нужно, она убьет. Ее нерв скажет, нужно или нет. Главное, дойти до разгадки.

Анна открыла глаза. Она, одетая, лежала на удобном и забавном сооружении, которое наверняка было сделано под японскую кровать, какую-то национальную лежанку. В комнате, нежной, яркой и женственной, значит, такими бывают просто комнаты – для женского покоя и радости – у этих японцев, горел мягкий, как будто теплый свет, а у окна, распахнутого настежь, стояла Людмила.

Она смотрела, как поднимается вверх, пробивая ночную тьму, дым от ее очень крепкой сигареты. Анна удивленно и завороженно слушала, как эта Людмила, у которой, казалось, не было ничего в жизни, кроме железного порядка, – как она негромко, но очень точно, выразительно и страстно поет своим низким голосом:

– «Он – капитан, и родина его Марсель. Он обожает спор, и шум, и драки. Он курит трубку, пьет крепчайший эль. И любит девушку из Нагасаки»[2].

Анна дослушала до конца. До того конца, который в детстве заставил ее рыдать. Когда «джентльмен во фраке, однажды накурившись гашиша, зарезал девушку из Нагасаки». Дальше «уходит капитан в далекий путь и любит девушку из Нагасаки… И вспоминает карие глаза и бредит девушкой из Нагасаки».

– Люда, – позвала она. – Как красиво ты поешь, я не знала. А я долго спала?

Людмила медленно повернулась к ней и внимательно посмотрела, улыбаясь дружелюбно и немного насмешливо.

– Ты вообще не спала, Аня. За кого ты меня принимаешь. Думаешь, тебе на самом деле принесли ведро водки, как ты просила? И ты вырубилась, как пьяный извозчик?.. Нет, дорогая. Я дала тебе не так много настоящего саке, самого дорогого, чистого, как слеза японского ребенка. И ты перестала мычать, как больная корова. Это ты как раз пела о девушке из Нагасаки, я просто заразилась. И ты не просто пела, ты, как она, танцевала джигу «в кабаках». Я смотрела как спектакль. И даже подумала вот о чем. Чем ты занимаешься?.. Какую мерзость ты людям впариваешь по телику! Ты похожа на японку, у тебя есть артистический талант. Сгноит ведь тебя твой козел Никита. Я, пожалуй, найму пару нормальных людей, они поставят тебе настоящее шоу, под японский саксофон.

– Ой! Да? Артем…

– Без всяких Артемов. Мне это самой окупится.

– Но я спала, Люда! Я ничего не помню.

– Ты спала ровно пять минут. И выспалась. Цвет лица как у человека, глаза не похожи на дырки, которые слезоточат. Знаешь, я этого не выношу. Не жалко, а именно терпеть не могу.

– Ты никогда не плачешь?

– Нет!

Анна встала, подошла к небольшому круглому зеркалу на стене.

– Слушай, да… Вроде бы я действительно так никогда не выглядела. Спасибо. Ты сказала, что саке – это дорого, у меня…

– Это в принципе дорого. Тебе бонус, как я и обещала. А что у тебя в сумке, ты показывала. Сначала пела про кораллы, алые, как кровь, и шелковую блузку цвета хаки, а потом трясла пачкой, которой с тобой расплатился за ночь Артем. Хотела выбросить ее в окно. Я не дала. Мы можем разобрать твоего Артема сейчас на косточки, не найти в нем ни одного чистого кусочка, из-за которого стоило бы так убиваться, потом плюнуть и растереть… Но деньги есть деньги. Ими не бросаются. Как заработала, так заработала. А что хотела не денег, а любви, так это твои проблемы. К сожалению. Ты проголодалась?

– Ты знаешь, да.

– Сейчас принесу что-нибудь легкое и в то же время питательное. Ты утром будешь как новая. Пойдешь жить и все принимать, как есть.

Людмила вернулась с небольшим бамбуковым подносом. Они ели какое-то блаженство, запивали какой-то радостью. Это однозначно было время отдыха от всего, даже от себя.

– Он вообще приглашает тебя только на ночь? – спросила Людмила.

– Он вообще меня не приглашает. Он просто мне не отказывает, когда я звоню и приезжаю. Но вчера я ждала его целый рабочий день. Он работал, а я сидела, как истукан, меня никто там не видел, хотя я торчала посреди его кабинета. Спасибо, что не натыкались, не наступали.

– А ты кого там видела? – вдруг спросила Людмила.

– Да всех, наверное. Говорю же, практически с утра ждала Артема. Дину его видела, бывшую жену, звезду эфира, супер-пупер…

– И как она?

– Бледная до синевы. На лбу морщина, под глазами чернота. Косметики – ноль. А куртка на ней… Я бы в такой мусор не вынесла. – Анна выпалила все это с облегчением. Это и есть та минута, для которой она запоминала Дину в подробностях. Это даже лучше, чем она думала: не одна вспоминает в свой плохой час, а рассказывает подруге. Теперь-то Людмила ей точно единственная подруга.