– Это мама Дениса? – раздался женский, какой-то слишком громкий голос.

– Кто спрашивает?

– Вы меня видели. Я на суд приходила. Аня Синицына я. Помните, я говорила, что это я его посылала убить? А мне не поверили.

– Помню.

– Я знаю, что вы к Дэну ездили. Я туда иногда звоню. Нет, не Денису, одному козлу. Он мне говорит про Дэна, я ему деньги на телефон кидаю. Как Денис?

– Хорошо, Аня. Все у него нормально. Он много работает. Ты меня извини, но я очень устала, плохо себя чувствую.

– Поняла. Я просто хочу сказать. Вы меня простите за все. За такое… Я правду говорила. Он ни при чем.

– Конечно, правду. Бог простит, Аня.

* * *

Анна вышла из такси у лавки восточных деликатесов, вошла и остановилась в изумлении на пороге. По центру зала стоял большой портрет Людмилы, перед ним гора темно-красных роз.

– Что это, Коля? – спросила она у охранника. – Я приехала, потому что Люда вроде сегодня возвращается.

– Беда у нас, Аня. Девочки расскажут. Мне нужно смотреть, чтобы только приличные люди сегодня приходили. Помянем коллективом, когда гости разойдутся.

В зале к Ане подошла самая симпатичная и улыбчивая официантка Людмилы. Она не улыбалась, на лице были только потрясение и горечь.

– Вот такие дела у нас. Не приедет больше никогда Людмила. Она умерла, собираясь домой. Сказали, сердце. Просто не выдержала счастья.

– Как такое может быть? Что это за ужас? Принеси мне чего-нибудь выпить…

Аня выпила чашечку саке, съела несколько ложек мороженого. Встала и подошла к портрету Людмилы.

– Ты что? – спросила она у него. – От какого такого счастья ты умерла? Так не бывает!

Потом повернулась к печальному менеджеру и требовательно заявила:

– Вы что тут устроили. Людмила – моя подруга. Я не позволю, чтобы в день ее смерти вокруг ее портрета ходили какие-то привидения. Она смотрит на ваши кислые рожи. Она для меня шоу собиралась ставить. Позови гитариста.

…Удивительная получилась сцена. На подиуме танцевала и пела Аня под музыку «Девушки из Нагасаки». Тонкая, длинноногая, какая-то нереальная, тающая в музыке фигурка. Она танцевала очень хорошо, а пела голосом низким и хрипловатым, как будто он треснул от слезы: «У ней такая маленькая грудь, а губы алые, как маки… Уходит капитан в далекий путь и любит девушку из Нагасаки»…

Все гости перестали есть, смотрели и слушали очень серьезно, сотрудники стояли замерев, женщины всхлипывали.

Аня замолчала, посмотрела в зал, на приличных гостей, отобранных Колей. И сразу увидела широкое, усатое лицо режиссера Никиты. Когда она шла к нему, Никита уже открывал рот, чтобы что-то ей приятное сказать. Но не успел. Аня взяла широкую пиалу с саке и нашлепнула на его физиономию. Получилось как раз по размеру и форме. Как в песочнице…

– Я помянула тебя, Люда, – крикнула она портрету и вышла из зала.

– Класс, – сказал ей охранник. – Так еще никого не поминали.

* * *

Дина горько плакала в ночном саду. Ушла, чтобы ее плача не слышали ни ребенок, ни собаки. Когда горячие руки Александра притянули ее за плечи, сказала:

– Люда… Ты же понимаешь, что это?

– Да, – ответил он. – Понимаю. Мне очень больно, потому что окончательно убедился в том, какой это сильный, страстный, целеустремленный человек. Заметь, я не говорю «была», она осталась в нашей Виточке. И вот о чем я думаю с тех пор, как пришла эта весть. Жизнь Людмилы, нам ведь пришлось ее в подробностях узнать, – это борьба: война, страсти, отчаянные поступки, преодоления. И любовь. Она любила Вадима, она очень любит свою дочь. И кусочек счастья, которое она действительно узнала благодаря тому, что ты нашла ее ребенка, боролась за то, чтобы девочка вернулась к матери. Хотя любишь Виту не меньше, я-то знаю. Все это было в степени такого напряжения и потрясения… Людмила пришла к выводу, что исчерпала свой жизненный ресурс. И да, это правда, то, что она в последней фразе сказала о счастье. Для такого человека логично все оборвать на этой ноте. И еще – это великое доверие к тебе, Дина, Людмила признала тебя матерью своего ребенка.

– Ох, – задохнулась Дина. – Я – мать. Как-то так получилось, что я тоже родила нашу девочку.

– Был счастлив присутствовать при родах, – серьезно произнес Александр.

КОНЕЦ