не могу изменить твой мозг, не уничтожив при этом твой разум, твою личность, твою память — называй это как хочешь, — потому что я не бог. Бог мог бы воплотить в жизнь любое желание, но мне приходится довольствоваться магией — формулами, вызывающими резонанс, искажая пространство.

Глаза Тсаис, заискрившиеся было надеждой, потухли.

— Я хочу оказаться на Земле, — помолчав, сказала она. — На Земле неподвижно-синее небо, и над горизонтами движется красное Солнце. Я устала от Эмбелиона. Здесь никто ничего не говорит, кроме тебя.

— Земля… — задумчиво протянул Панделюм. — Сумрачная планета неописуемой древности. Когда-то это был гордый мир с заоблачными вершинами гор и блестящими лентами рек, а Солнце горело, как ослепительный белый шар. Но бесконечные века дождей и ветров раскрошили и размыли гранит, а Солнце стало тусклым и красным. Континенты погружались в океаны и снова поднимались. Вырастали башни миллионов городов — и обрушивались, превращаясь в прах. Теперь там, где плодились и размножались древние народы, живут от силы несколько тысяч человек. И на Земле есть зло — зло, утонченное и дистиллированное временем… Земля умирает, и в сумерках бытия… — чародей замолчал.

— И все же, — с сомнением сказала Тсаис, — я слышала, что на Земле много красоты. Я хочу познать красоту, даже если для этого мне придется умереть.

— Как ты узна́ешь красоту, когда ее увидишь?

— Все человеческие существа способны познавать красоту. Ведь я — человеческое существо?

— Несомненно.

— Тогда я найду красоту и, может быть, даже… — Тсаис не смогла произнести слово, слишком чуждое ее уму, слишком чреватое тревожными, приводящими в замешательство последствиями.

Панделюм долго молчал. Наконец он сказал:

— Отправляйся на Землю, если хочешь. Я помогу тебе в меру своих возможностей. Ты получишь от меня руны, предохраняющие от магии. Я одушевлю твою шпагу. Кроме того, я дам тебе совет, и он заключается в следующем: не доверяй мужчинам, ибо мужчины расхищают красоту, чтобы удовлетворять похоть. Не вступай в близость ни с кем… Я дам тебе драгоценности — на Земле они сделают тебя богатой. Пользуясь ими, ты сможешь многого достичь. Но — опять же — никому и нигде их не показывай; некоторые люди готовы убивать за гроши.

Снова наступила напряженная тишина, после чего воздух словно освободился от тяжести.

— Панделюм! — тихо позвала Тсаис. Ответа не было.

Через несколько секунд, однако, чародей вернулся — ум девушки снова стеснило ощущение его присутствия.

— Немного подожди, — сказал Панделюм, — а затем зайди в соседнее помещение.

Тсаис подошла к внутренней двери, чуть задержалась, выполняя указание чародея, после чего открыла дверь и зашла в следующую комнату.

— На скамье слева, — прозвучал голос Панделюма, — ты найдешь браслет с амулетом и мешочек с драгоценными камнями. Надень амулет на кисть руки — он отражает вредоносные чары и сосредоточивает их на том, кто произнес заклинание. Это самая могущественная из рун, не потеряй ее!

Тсаис надела браслет и привязала к поясу мешочек с драгоценностями.

— Теперь положи шпагу на скамью, встань на каменную плиту с вырезанными рунами и плотно закрой глаза. Мне нужно будет зайти в помещение. Ни в коем случае не пытайся на меня взглянуть. Слышишь? Последствия ослушания будут ужасны.

Тсаис вынула шпагу, положила ее на скамью, встала на руны, вырезанные в полу, и зажмурилась. Послышались медленные шаги и тихий звон металла, а затем — высокий, напряженный подвывающий звук, постепенно затихший.

— Твоя шпага ожила! — сообщил Панделюм; его голос показался девушке необычно громким, потому что чародей стоял рядом, у нее за спиной. — Шпага будет убивать твоих врагов, руководствуясь своим собственным разумом. Протяни руку и возьми ее.

Тсаис вложила шпагу в ножны — клинок стал теплым и дрожал.

— В какое место на Земле ты желаешь отправиться? — спросил Панделюм. — В страну, населенную людьми, или в бескрайние пустоши, усеянные руинами?

— В Асколаис, — ответила Тсаис: просто потому, что сестра, говорившая с ней о красоте, упомянула об этой стране.

— Как тебе угодно, — отозвался Панделюм. — А теперь внемли! Если ты когда-нибудь пожелаешь вернуться в Эмбелион…

— Нет! — прервала его Тсаис. — Это хуже смерти.

— Что ж, вольному воля, как говорится.

Тсаис молчала.

— Я должен буду к тебе прикоснуться. На мгновение у тебя закружится голова, после чего ты откроешь глаза уже на Земле. Там уже наступает ночь, а по ночам просыпаются кошмарные твари. Постарайся сразу найти убежище.

Тсаис с радостным волнением почувствовала прикосновение чародея. У нее в голове все смешалось и перевернулось, она ощутила невесомость невероятного полета на немыслимое расстояние… У нее под ногами была незнакомая почва, в лицо дул ветерок с незнакомым пряным привкусом. Тсаис открыла глаза.

Перед ней открылся странный пейзаж поразительной новизны. В темно-синем небе багровело древнее Солнце. Тсаис стояла на лугу, окруженном высокими мрачноватыми деревьями. Деревья эти ничем не напоминали высоких спокойных гигантов Эмбелиона; земные деревья росли плотной угрюмой толпой и отбрасывали загадочную тень. Ничто в поле зрения, ничто земное не казалось оскорбляющим или режущим глаз: луг, деревья, выступающее из почвы пологое скальное обнажение — здесь все размылось, сгладилось, состарилось, смягчилось. Неяркие лучи Солнца были, однако, насыщенными и придавали всему окружающему — камням, деревьям, тихой траве и скромным цветам — дух преданий и легенд, воспоминаний о древности.

Поодаль возвышались мшистые развалины давно обвалившихся крепостных стен. Их камни, покрытые темным лишайником, почернели от дыма и времени, трещины и провалы заросли травой — причудливая картина в косых лучах вечернего Солнца.

Тсаис медленно подошла к руинам. Кое-где стены еще стояли — одни выветренные камни держались на других, хотя скреплявший кладку раствор давно вымыло дождями. Девушка с удивлением обошла по кругу огромное, заплесневевшее, щербатое и растрескавшееся каменное изображение лица, почти полностью погребенное; она попыталась прочесть символы, вырезанные в основании монумента, но они не поддавались пониманию. Широко открыв глаза, Тсаис изучала остатки каменной физиономии — жестокие глаза, издевательски усмехающийся рот, разбитый нос. Выражение этого лица заставило ее вздрогнуть; она отвернулась — здесь ей больше нечего было делать.

Откуда-то по лугу разнесся смех — ликующий, почти хихикающий. Не забывая о предупреждениях Панделюма, Тсаис попятилась в темное углубление древней стены. Между стволами деревьев возникло какое-то движение; пошатываясь, на залитый предзакатными лучами луг вышли двое — мужчина и женщина. Их руки были связаны за спиной. За ними легко и упруго шагал, напевая и посвистывая, молодой человек, погонявший пленников тонкой рапирой.

Все трое остановились у развалин — так близко, что Тсаис могла разглядеть их лица. Глаза связанного мужчины, скуластого оборванца со всклокоченной рыжей бородой, испуганно бегали по сторонам. Женщина, низенькая толстушка, тоже испуганно молчала. Их привел