Касси, запинаясь, пробормотала, все еще не в силах изгнать из памяти его прежний, знакомый и близкий образ:

— Вы.., вы кажетесь иным, изменившимся… Я привыкла думать о вас как о добром дядюшке… Граф поморщился, но продолжал молчать.

— ..джентльмене, могущественном лорде, чья поддержка и одобрение придавали мне уверенности. Именно вы никогда не упрекали меня, если я делала глупости или отказывалась вести себя, как жеманная барышня. Вы относились к Эллиоту как к брату, а после смерти моего отца помогали ему, объясняли его обязанности… Клянусь Богом, даже у нас на балу, на прошлой неделе, он пел вам дифирамбы!

— Я действительно люблю вашего брата. Хотя он никогда не будет обладать силой вашего характера, тем не менее я считаю его весьма приятным молодым человеком. Не волнуйтесь, вы снова его увидите.

Девушка неверяще покачала головой, отказываясь осознать происходящее.

— Дьявол вас унеси, — проронила она наконец дрожащим голосом, — да вы достаточно стары, чтобы быть моим отцом! Это нелепо, милорд! Вы не можете так поступить! Завтра я выхожу замуж!

— Не настолько стар, чтобы быть вашим отцом, дорогая, хотя в свои тридцать четыре года я, должно быть, кажусь восемнадцатилетней девушке древним старцем! — Темное лицо осветила широкая улыбка. — Нет.., должен признаться, что вы могли бы оказаться моей дочерью, прояви тогда дамы ко мне хоть малейший интерес. Однако вы не моя дочь. Что же касается Эдварда Линдхерста, — продолжал он с ледяным бесстрастием, — вы не созданы для такого брака. Ваше детское увлечение им долго бы не продлилось. Хотя вы знали его с самого детства, он сделан совершенно из другого теста.

— Вы сами не знаете, о чем говорите, милорд. Я любила Эдварда всю жизнь: что бы вы ни сказали и ни сделали — все бесполезно.

— Осмелюсь заметить, что скажу и сделаю многое, Кассандра, для того чтобы эта перемена произошла. — Он с шутливым упреком покачал головой:

— Я был потрясен, узнав, что хорошо воспитанная английская девушка способна тайком переписываться с солдатом. Как я был глуп, когда решил, будто вы выбросили Линдхерста из сердца и головы после его отъезда три года назад!

— Вы действительно ошиблись, милорд, — холодно произнесла она. — Я бы хотела услышать, каким образом вы узнали про письма!

Граф безразлично отмахнулся:

— Это не важно. Достаточно сказать, что его неожиданное возвращение и последующее объявление о помолвке полностью изменили мои планы.

— Что вы хотите сказать.., какие планы?

— Я намеревался ухаживать за вами в Лондоне, как полагается порядочному человеку, и обвенчаться в церкви на Гановер-сквер, со всей пышностью и церемониями, подобающими графу и графине Клер.

Касси смерила его взглядом, полным брезгливого презрения.

— Вы лгали себе, милорд, поскольку я никогда не согласилась бы стать вашей женой. Как вам повезло, что я сегодня вышла в море! И долго вы тут скрывались?

— Последние две недели, если хотите знать. Я не ожидал, что Линдхерст.., приобрел над вами такую власть. Он собирался сжечь вашу лодку, Кассандра?

— Со временем он все понял бы, я уверена! Девушка заметила недоверчивую усмешку графа и пришла в ярость:

— Будьте вы прокляты, это в любом случае не ваше дело!

— Я уже объяснял, дорогая, что отныне вы и только вы занимаете мои мысли. Умоляю не забывать этого.

— Конечно, каждый раз, когда я увижу перед собой труса. И что бы вы сделали, о благороднейший граф, не отправься я сегодня на рыбалку?

— Ах, этот вопрос я сам задавал себе не раз. Пришлось бы оказаться на борту яхты в одной ночной сорочке, Кассандра. Не слишком хорошее решение, конечно, порождающее к тому же множество неприятных вопросов и подозрений. Благодарю за то, что сыграли мне на руку.

Девушка медленно покачала головой.

— Вы не сделаете этого! — панически прошептала она. — Пожалуйста, отпустите меня домой!

— Отныне ваш дом там, где я, Кассандра. Я долго ждал, пока вы превратитесь в прелестную юную женщину.., наблюдал, как ваши юбки становятся все длиннее, а ссадины на коленках исчезают. Я вложил в вас много времени и энергии, миледи, и с тех пор как вам исполнилось семнадцать, решил, что вы станете моей женой. И хотя мне жаль, что вы тоскуете о навеки потерянном виконте, я знаю, это скоро пройдет. Сердца не разбиваются, дорогая, просто иногда болят, но раны быстро затягиваются.

— Вы омерзительный безумец, милорд! — гневно произнесла девушка. — Я ненавижу вас, и если вы тешите себя надеждой, что я когда-нибудь передумаю или забуду Эдварда Линдхерста, вы просто глупец. Замуж? Но раньше я увижу вас в аду!

Она подскочила к двери и стала лихорадочно дергать ручку. Ничего не добившись, Касси принялась колотить кулаками в толстые доски, безразличная ко всему, кроме желания поскорее оказаться как можно дальше от графа. Она отчаянно вонзала ногти в щель косяка, пока не сорвала их. Наконец, смирившись, девушка с тихим рыданием медленно опустилась на колени, прижавшись щекой к двери.

Энтони Уэллз тихо поднялся, подошел к маленькой, съежившейся на полу фигурке и нахмурился при виде окровавленных пальцев. Опустившись рядом, он положил руку ей на плечо:

— Вставайте, Кассандра, вы поранились. Он обнял ее за талию и попытался поднять, но девушка вывернулась и с яростным воплем заколотила кулаками по его груди. Граф потерял равновесие и опрокинулся назад, увлекая девушку за собой, но тут же ухитрился поймать ее мелькавшие руки и поднял их над головой. Увидев в глазах Касси слепую ярость, Энтони толкнул девушку на пол и перекинул через нее ногу, чтобы удержать на месте. Касси лежала, тяжело дыша, пытаясь вдохнуть поглубже.

— Пустите меня, — неожиданно застыв, прошипела она с убийственным спокойствием. Энтони вгляделся в бледное лицо.

— Именно вы напали на меня, Кассандра, — напомнил он. — Я отпущу вас, если вы будете держать свое колено подальше от моих.., скажем.., брюк.

Неяркий румянец разлился по ее щекам.

— И, надеюсь, пообещаете мне также позаботиться о своих руках? Вы сильно покалечились. Сорванные ногти — не пустяк.

— Обещаю, — выдавила девушка, закрыв глаза. Граф разжал руки и помог ей подняться.

— Немедленно сядьте.

Девушка уставилась на брызги крови, запятнавшие белую рубашку, и только сейчас ощутила пульсирующую боль в пальцах. Сев на подставленный Энтони стул, она положила ладони на столешницу, опустила голову и не подняла, даже когда почувствовала, как он смывает кровь теплой водой.

— Не шевелитесь, Кассандра. Сейчас я принесу бинты — нужно перевязать раны.

Она опустила голову еще ниже, пока он осторожно бинтовал ее пальцы полосками белой ткани. Не успел Энтони закончить, как Касси неожиданно тихо, очень сдержанно обронила: