Было раннее утро, но Кнут уже надел тёмно-синюю футболку, которая на нём почему-то выглядела униформа.

– Так-так… – сказал он, услышав, как открывается входная дверь.

На пороге появился Турбьёрн.

– Уже проснулся? Да ты, похоже, и не ложился. А кофе есть?

– Слушай, я тут вот что подумал. Мы могли бы кое-что предпринять. «Белый медведь» причалил пару часов назад – это мне Том Андреассен только что сказал. По рации связаться с ними не получается. Может, нам заглянуть к ним и лично поговорить с капитаном?

– Это тебе Андреассен сказал? – Турбьёрн склонился к маленькому холодильнику и принялся выкладывать оттуда на стол маргарин, сыр, паштет из баранины и варенье.

– Нет, прямо вот так он не сказал. Но они там вообще неторопливые. Он говорит, они уже вызвали народ из Осло, из криминальной полиции.

– Значит, придётся съездить поговорить с ними. Ты бы хоть перекусил чего-нибудь сначала, – Турбьёрн наклонился вперёд и открыл окно над столом. – Ты что, опять тут курил?

Кнут не ответил. Его голова была по-прежнему занята убийством. Разве им не следует срочно выехать туда, где обнаружили голову? На скоростной резиновой лодке они уже через час туда прибудут. Пока Кнут не сомневался, что смерть наступила в результате несчастного случая и что другие части тела тоже находятся на Птичьем мысу. Чтобы на Шпицбергене кто-то совершил преднамеренное убийство? Нет, подобное немыслимо. На этих островах такое просто-напросто невозможно.

Когда инспекторы подошли к «Белому медведю», на них были чёрные куртки с эмблемой управления и золотистыми полосками на плечах.

– Как-то здесь пустынно. Такое впечатление, что на борту ни души.

– Вряд ли они все сошли на берег. Наверняка спят.

Они подставили трап и забрались на борт. С громким стуком спрыгнули на палубу, но на стук никто не вышел – ни пассажиры, ни экипаж. Инспекторы вошли в открытую дверь и дошли до рубки, где увидели храпящего в капитанском кресле матроса.

– Ну, по крайней мере, на борту есть люди, – прошептал Кнут, – давай спустимся в кают-компанию.

Но и там тоже было пусто. Турбьёрн пожал плечами. Напарники уже развернулись и собирались вернуться на палубу, когда на трапе появился капитан – всклокоченный и с опухшими глазами.

– Ох ты чёрт, – пробормотал он, – что-то я заспался. Все остальные ушли в «Кингс Бей» – оттуда начальник заходил и пригласил их на завтрак.

Здание столовой в Ню-Олесунне, как и бетонные громады возле причала, было построено в тех же 50-х годах и воплощало характерную для тех времён страсть к серым громоздким постройкам. Красивым это здание никто не назвал бы, однако учёным, приезжавшим в Ню-Олесунн из года в год, нравились и его неказистый фасад, и старомодное убранство. На первом этаже располагались просторная раздевалка, несколько туалетов, два больших морозильных помещения и промышленный холодильник. Во времена шахтёров здесь хранилось продовольствие, которого было достаточно, чтобы прокормить триста человек на протяжении всей зимы. На втором этаже находились общая гостиная, салон и огромная кухня, где в ряд выстроились плиты, в своё время работавшие сутки напролет.

Сойдя на берег, стюард направился прямиком сюда, в кухню. Он уселся за маленький столик, накрытый грязноватой скатертью, и вытащил пачку табака для самокруток.

– Чудненько всё сложилось, ничего не скажешь. А я-то думал, что мы двинемся на север. И вот пожалуйста – мы снова в Ню-Олесунне. Причём ведь меньше суток назад отчалили отсюда! И теперь вообще непонятно, на сколько мы тут застряли.

В ответ повар лишь что-то пробормотал себе под нос. Он жарил яичницу и выкладывал готовые порции на большое блюдо.

– Но какое, к чёрту, на Шпицбергене убийство? Кто мог такое сотворить? Смысл-то в чём? – стюард зажал в зубах самокрутку, зажмурился и принялся размышлять вслух: – Похоже, в Ню-Олесунне все на месте. И в Лонгиере никто не пропадал.

Повар словно воды в рот набрал.

– Может, он пришлый? Например, рыбак с какого-нибудь судна? Вот только не надо мне рассказывать, что эти – там, на вышке, – знают про все иностранные суда, которые снуют тут в окрестностях. Зимой это маловероятно, – он вскочил и затушил окурок в кофейном блюдце, которое служило здесь пепельницей, – по-моему, надо мне всё же поговорить с этим английским инспектором.

Повар с отсутствующим видом кивнул, ни на секунду не отрываясь от яичницы. Он старался не нарушать старого жизненного правила всех поваров Ню-Олесунна, согласно которому им не следовало вмешиваться в дела, их не касающиеся.

Стюарду Юхансену долго искать не пришлось – Себастьан Роуз с женой и полевым инспектором Фьелем сидели в гостиной. За другими столиками, бледные и серьёзные, расположились остальные пассажиры с «Белого медведя». Когда стюард выдвинул стул и уселся за столик инспектора, Кнут Фьель, что-то говоривший по-английски, удивлённо посмотрел на стюарда, но продолжал говорить:

– …Вот так обстоят дела. В управлении считают, что речь идёт о несчастном случае, просто-напросто потому что убийство на Шпицбергене – вещь совершенно невообразимая.

Эмма Роуз взглянула на мужа, но улыбки на её круглом розовощёком лице не было. Она вяло ковырнула вилкой яичницу с беконом.

– Мой муж считает, что на месте преступления он заметил нечто такое, что свидетельствует об убийстве. Верно ведь, Себастьян?

Себастьян Роуз посмотрел на жену и подумал, что именно она больше всех остальных говорила о каком-то неприятном чувстве, возникшем после того, как их пригласили на завтрак сюда, в Ню-Олесунн. Он поддразнивал её, говоря, что она просто плохо реагирует на смену погоды и что это чувство возникло из-за холодного и влажного тумана, улёгшегося на старые дома. Однако он сознавал, что она права, хоть и не понимал толком, каким образом она умудрилась сделать подобные выводы на основании того, что он рассказал ей о страшной находке.

Роуз повернулся и перехватил взгляд молодого полевого инспектора.

– Место, где нашли голову, – что-то с ним было не так. Сейчас я уже не вспомню, что именно. Я попытался было уточнить у Ады Хемминг – это та самая девушка, которая обнаружила голову, – но заставлять её вновь пережить тот миг, когда она вытащила из могилы отрезанную голову, просто бесчеловечно, – инспектор Роуз выложил на стол стопку исписанных листков. – Я отметил, где все пассажиры находились вчера вечером, а также чем занимались и что могли видеть или заметить. Но, боюсь, особого интереса эти заметки не представляют.

Кнут взял бумаги и благодарно кивнул.

– В одном из тех старых домов у нас что-то вроде офиса. Лучше будет мне это забрать туда – у нас там факс. Правда, не уверен, что он работает. Телефонная связь между Ню-Олесунном и Лонгиером идёт по радиолинии, установленной на леднике Конгсбреен. Иногда связь есть, а иногда она пропадает. Это зависит от того, заряжены ли аккумуляторы.