На полпути она остановилась.

Дверь в одну из комнат была открыта, и в кромешной темноте она заметила мерцающий свет свечи.

Она открыла дверь и замерла от изумления.

Девушка оказалась в огромной библиотеке, от пола до самого потолка заставленной полками с книгами, мерцающий свет поблескивал на золотых буквах корешков и обложек.

— Какое удивительное место! — прошептала Жасмин, идя по огромному красному турецкому ковру, чтобы поближе рассмотреть сокровища на дубовых полках, посеревших от времени.

Совершенно очевидно, что кто-то совсем недавно пользовался библиотекой, потому что на маленьком читальном столике лежала открытая большая книга в кожаном переплете.

Жасмин взяла книгу и провела по тончайшей коже пальцами.

Прочла название — это был научный трактат по истории Османской империи, а потом аккуратно положила на стол.

Девушка отодвинула лампу подальше от книги.

Хотя пламя лампы и защищало стекло, из-за сквозняков, которые гуляли по этим старинным помещениям, осторожность не помешает.

А пожар в такой огромной библиотеке — настоящая беда.

Она уже собиралась было уходить, как взгляд ее упал на стоящее в углу пианино.

— Бог мой! Я никогда в жизни не видела ничего подобного.

Жасмин села на табурет перед пианино и осторожно подняла тяжелую мозаичную крышку инструмента.

Она благоговейно провела пальцами по черным и белым клавишам, с радостью обнаружив, что инструмент, похоже, в идеальном состоянии.

Жасмин, как и все американские девушки, которым повезло получить хорошее образование, в раннем возрасте научилась играть на пианино, но ей никогда не доводилось играть на таком прекрасном инструменте.

А сейчас, когда ее пальцы порхали по клавишам, она была в восхищении от красоты льющейся мелодии.

Интересно, а граф умеет играть на пианино? Он не похож на человека, который много времени посвящает музыке, но зачем-то содержит инструмент в идеальном порядке.

Она мыслями унеслась вдаль, в Соединенные Штаты, в их большой дом в Сент-Луисе, в музыкальную комнату, выходящую на тенистую веранду, где ее мама наливает соседям, сидящим в гамаках и ведущим беседу, чай со льдом.

Жасмин вспомнила веселую американскую песенку, которую любила ее дорогая мамочка, и уже собиралась ее наиграть, как…

— Вы отлично играете на пианино, мисс Уинфилд!

Пальцы Жасмин испуганно соскользнули с клавиш, она встревоженно подняла голову.

За ее спиной стоял граф, опираясь на спинку кресла, и пристально на нее смотрел.

— Милорд… простите. Я вас потревожила? Ой, нет, наверное, я прервала ваше чтение, поэтому немедленно вернусь в свою комнату.

Граф подошел к пианино.

— В этом нет необходимости. И прошу вас, перестаньте постоянно извиняться, мисс Уинфилд. Каждый раз, как я вас вижу, первое, что вы говорите: «Простите!»

Жасмин посмотрела на него, ее голубые глаза ярко блестели в мерцающем свете свечи.

— Как неловко с моей стороны! В таком случае мне придется приберечь эту фразу на тот случай, когда она действительно понадобится!

Граф улыбнулся.

От этой девушки веяло чем-то новым. Ему нравилось ее поддразнивать просто для того, чтобы посмотреть на ее реакцию.

— Вы умеете играть, милорд?

— У меня нет времени на игры, мисс Уинфилд!

Жасмин откинула голову, золотистые кудри рассыпались по кружеву кремового халата.

— Мне кажется, вы прекрасно понимаете, милорд, что я имела в виду, когда спросила, умеете ли вы играть.

Улыбка сошла с лица графа, и он потянулся за маленькой, написанной маслом картиной на боковом столике.

— Нет, пианино принадлежало моей жене. Я купил его для нее — привез из Берлина. Надеялся, что это ее развлечет, но Милисента была слишком легкомысленной. Она все время рвалась на улицу, весь день проводила на ногах. У нее не было времени на музыку, но я уверен, что, повзрослев, она полюбила бы музыку так же сильно, как люблю ее я.

— Ваша жена была совсем юной, когда трагически погибла, милорд, — прошептала Жасмин.

Граф вздохнул, на лице его отразилась боль.

— Да. Совсем юной. Милисента жила здесь с тех пор, как ей исполнилось тринадцать. Мой отец был ее опекуном. И когда я три года назад унаследовал титул, мы с Милисентой поженились. Ей было всего семнадцать!

Он встал, глядя на картину, и в комнате воцарилось молчание.

Жасмин осторожно закрыла крышку пианино.

— Я понимаю, что такая утрата причиняет боль, милорд. Примите мои искренние соболезнования.

Граф резко поставил портрет назад на серебряный мольберт.

Жасмин отлично рассмотрела юную девушку с копной темных волос, не красавицу, но достаточно миловидную. Будь она жива, могла бы стать привлекательной женщиной.

Но художник изобразил ее неожиданно упрямой, и Жасмин оставалось только гадать, насколько картина походила на оригинал.

Граф отмахнулся от грустных воспоминаний о жене, которую никогда не понимал.

Женитьба на Милисенте была просто единственным разумным выходом для них обоих.

Откровенно признаться, он и сам думал, что любил девушку, но теперь понимал, что испытывал только привязанность.

Он сожалел, но сердце его не разбилось после ее гибели.

Его напугала утрата, однако больше всего его мучило чувство вины.

Граф встревожился, услышав музыку на лестнице.

У Милисенты так и не хватило времени разучить что-то, кроме пары детских мелодий, но эта девица из Америки играет очень хорошо, умело владея пианино, которое до сих пор регулярно настраивают.

— Я оставлю вас за чтением, милорд.

Жасмин встала и запахнула поплотнее халат на своей хрупкой фигурке.

Граф нахмурился, и она опять стала гадать, какое же английское правило этикета сейчас нарушила.

Наверное, вышла из спальни в слишком открытом платье? Но шелк был довольно плотным, а длинные кружевные рукава и высокое кружево на вороте делали его вполне приличным.

— Вы, похоже, все-таки решили навредить своему здоровью, мисс Уинфилд, — сказал граф, кивая на ее босые ноги, выглядывающие из-под халата.

— Ерунда, ковер довольно мягкий и теплый, милорд. Ничего со мной не случится.

Его темные глаза загорелись.

— Господи боже! Если все девушки из вашей страны столь же независимы, как вы, мне жаль ваших мужчин! Послушайте, вы прошли по холодному каменному полу коридора, и если только вам не удастся в течение нескольких минут обнаружить тайный ход, подозреваю, что обратно вы пойдете тем же путем. Вы простужены. Хождение по холодным камням ничего хорошего вам не принесет.