уволили с работы, и сейчас я веду разговоры с каким-то чужим мужиком, который в голом виде забрался ко мне в машину и говорит, чтобы его звали Измаил. Навалом в жизни всякой хрени.

Наступившее молчание нарушил Измаил, чихнув. Автомобиль ехал по промзоне на низкой скорости, как будто оставляя за собой право в любой момент переменить маршрут.

– Я тебя к себе домой в таком виде не поведу.

Молчание. Потом Измаил опять чихнул. Незнакомка, словно только этого и дожидалась, внезапно затормозила, заглушила мотор, с ключами в руках вышла из машины, открыла багажник и вернулась с одеялом неопределенной расцветки.

– Спасибо. У тебя в машине есть печка?

– В теории, да. – Она включила обогрев и тут же снизила скорость, так как они подъезжали к развилке. – В этой машине все сплошная теория.

– Но ездить-то она ездит.

– Скоро встанет, потому что бензина купить будет не на что.

– Ох… я…

Теперь затянувшееся молчание нарушила она:

– Ты говоришь, что ничего не помнишь.

– Это я так сказал?

– Ага.

– Я совершенно не в себе.

– Ты уже забыл, что еще сегодня лежал в больнице и сбежал оттуда?

– Нет-нет.

Он обрывками рассказал ей все, что произошло с тех пор, как ему принесли поужинать и выключили свет. Я перепугался, увидев, что больница липовая, и удрал. Шел-шел, потом увидел, как ты вышла из бара и хлопнула дверью, злая как черт. Сказке конец.

– А может, у тебя совсем чердак поехал?

– Не исключено. Но мне уже непонятно, кому верить.

– И ты решил угнать машину у незнакомой женщины.

Они немного помолчали. Измаил все не решался заговорить, потому что не мог больше никому верить. И в конце концов сказал, я совершенно сбит с толку. Не знаю, произошло ли на самом деле то, что всплывает у меня в памяти, или же я ничего не помню, или же я все выдумал… А те, в больнице, давай меня спрашивать про аварию, которую я едва помню…

– Астма.

– В лепешку расшибусь, пока все не выясню.

– У тебя астма.

– Чего?

– Когда человек ничего не помнит, говорят, что у него астма.

– Значит, у меня астма.

– Не может быть, чтобы ты ничего не помнил. Про то, когда ты был маленький? Про маму? Про то, как звали твою первую подружку? – Она на мгновение задумалась. – Собачку?

– Амнезия.

– Это же надо, так назвать собачку! Видишь? Припомнил же.

– Да нет, когда человек ничего не помнит, говорят, что у него амнезия.

Она промолчала, напряженно вглядываясь вперед, хотя на дороге больше никого не было.

– Ты человек образованный, так?

– Как и все. – И несколько секунд спустя: – А ты к чему?

Внезапно незнакомка остановила машину там, где, казалось, был выезд из промзоны. Перед ними стояли невысокие многоквартирные дома. И первый светофор. Она припарковалась поближе к тротуару.

– Ты что?

– А ты уверен, что не хочешь обратиться в полицию?

– Уверен.

– А вдруг ты забыл, что участвовал в ограблении?

– Сомневаюсь.

– Ты же сказал, что ничего не помнишь?

– Ну да… с тех пор, как попал в аварию. Но я уверен, что…

– А вдруг ты убийца?

– Да уж… Что тут скажешь.

– Хочешь, в полицию поедем?

– Знаешь что? Лучше не надо.

Она искоса поглядела на него и слегка улыбнулась, качая головой:

– Если ты толком не знаешь, что происходит, и тебя мучает афазия, лучше в полицию не ходить.

– Договорились.

– Представляешь, явишься к ним, а там на стене твое фото с надписью «Wanted»[31], и куда тебе тогда деваться? – Она проговорила искаженным голосом: – «Господа полицейские, это не я, это мой брат-близнец».

– Я же сказал, договорились.

– Слушай, мужик, давай-ка поспокойнее, а? И не кричи.

– Да я и не кричу! – заорал он.

Под урчание двигателя на холостом ходу мысли у него в голове неслись как сумасшедшие.

– Отвези меня к себе.

– Ну конечно, еще чего вздумал. Ты сам-то где живешь? У черта на куличках?

– По-моему, ехать домой неразумно: а вдруг эти ребята из больницы меня уже хватились.

– Да уж… Каких, интересно, дров ты умудрился наломать…

– У меня даже ключа от квартиры нет, – объяснил он, разводя руками, чтобы показать, что идти ему некуда. – И никто меня не ждет.

– Ни жена, ни собака, ни соседи?

– Я один живу.

– Вот так перспектива…

– Прошу тебя… Отвези меня к себе. И тогда я соображу…

– Мой муж рассердится.

– Он поймет. Я все объясню ему, и он поймет.

Молчание. Вдруг Измаил спросил:

– Ты замужем?

– Нет.

Двигатель урчал на холостом ходу. Одинокий светофор бесшумно мигал желтым огнем. Потом она сказала, хрен с ним со всем, и завела мотор.

– Куда мы едем?

Всю дорогу она молчала. Через полчаса они приехали в незнакомый ему квартал; в это время суток им долго пришлось искать парковочное место.

Кабаненок зевнул и потрусил к деревьям, всегда служившим надежным убежищем от человеческих причуд. Зайдя в лесок, уже в отдалении от гольф-поля, он позвал, мама? как всегда, чтобы проверить, не проснулась ли она наконец, по прошествии многих дней, и… Потом он снова принялся разрабатывать безумную идею о стреле времени. Он еще не продумал все детали, но ему хотелось поговорить об этом с Ранном.

– Завернись в одеяло, а то тебя заберут за нарушение общественного порядка.

Хотя было уже три часа ночи, в этом дурном сне все казалось возможным. Они молча прошагали добрых десять минут: он шел босиком, свободной рукой поддерживая одеяло и пряча мешок с физраствором. И матерился всякий раз, когда наступал на камушек. И ему казалось, что наполовину откушенный месяц прячет ехидную ухмылку.

Когда незнакомка открыла дверь и включила свет, он оказался в относительно чистой и прибранной квартире. Женщина сказала, дай я схожу помою руки и посмотрю, что можно с этим сделать.

Кусочком ваты она с опаской вытащила из его вены канюлю с иглой, через которую поступал физраствор. Отодрала весь пластырь. И приказала, приложи к ранке марлю и держи покрепче минут пять.

– Чем?

– Как это чем, другой рукой!

– У тебя очень ловко получилось.

– Если кровоточить не будет, считай, что легко отделался.

– Я тебе очень благодарен, правда.

Он потряс головой и улыбнулся. Она убрала его палец, наложила на руку марлевую повязку, приклеила пластырь.

– Еще не прошло пять минут.

– Но ты вроде все еще жив, нет?

– Похоже, что да. Ты настоящий доктор.

– Если бы я тебе объяснила…

– Объясни.

Но вместо этого она отправила его в душ со словами, ни в коем случае не мочи повязку. Мойся с высоко поднятой рукой.

– Может быть, разумнее было сначала помыться,