Он порывисто сел в кресло Чесси, целуя ее губы и лаская податливое тело. Ей даже не приходило в голову ужаснуться или воспротивиться его ласкам. Рука Соломона гладила ее плечи, грудь, талию, но то, что он делал, не казалось ей новым и страшным. Она нежно обняла его черноволосую крупную голову и вздохнула от острого наслаждения.

Неожиданно открылась дверь. Рука Соломона лежала у нее на груди, кончики чувственных пальцев поглаживали ее сосок. Он поднял голову и медленно убрал руку. Кровь бросилась в лицо Лорен. С ужасом глядя на дверь, она хотела соскочить с его колен, но Соломон твердо остановил ее.

— Спокойной ночи, — сказал Чесси, и дверь резко захлопнулась.

Лорен в изумлении повернулась к Соломону, тот сидел, откинувшись в кресле, и наблюдал за ней.

Она всегда тонко чувствовала каждый оттенок настроения своего дяди. Прожив с ним столько лет, Лорен безошибочно угадывала его мысли и чувства. Она видела, что Чесси рассержен, что увиденное возмутило его. Однако почему-то ведь он ушел, не сказав ни слова. Лорен вопросительно заглянула в черные глаза Соломона. Почему Чесси промолчал? Почему он просто вышел? Почему?.. Но вместо ответа Соломон коротко зевнул, загадочно улыбнулся и нарочито спокойно сказал:

— Пожалуй, пора спать. — Но в его голосе она ясно услышала неостывшее возбуждение страсти.

Поднявшись к себе в комнату, Лорен разделась, легла в постель. И все время слышала движение в комнате Соломона, поскрипывание половиц, даже то, как он заводил часы. Она потянулась к окну, отдернула занавеску. Лунный свет, струясь по комнате, покрыл мебель серебряной пылью. Озеро дышало внизу тихо и печально.

Неужели Соломон шантажирует чем-то Чесси, и тот не смеет его одернуть? — спросила себя Лорен. Однако тогда бы дядя его ненавидел. А это не так, сегодня вечером он улыбнулся Соломону, и было видно, что Чесси в целом хорошо к нему относится. Все равно, тот чем-то его беспокоит. Беспокоит, но не пугает.

Тут она вспомнила, как страстно Соломон целовал и ласкал ее, и покраснела. Все казалось таким естественным, будто случалось уже много раз. Будто его длинные пальцы хорошо знали ее тело, а тело помнило их прикосновение.

— Это просто страшно, — сказала она вслух и вздрогнула. — Наверное, тут не обошлось без переселения душ. Надо все-таки найти какое-то объяснение…

Закрыв глаза, Лорен слушала шум озера и постепенно заснула. Но сон был беспокоен — лунный свет падал на веки и будил сновидения. Ей снилось, что она стала невесомой и свободно парит, летит куда-то, а ветер раздувает ее длинные волосы.

Потом она увидела, что стоит в комнате и смотрит сквозь лунный свет на чью-то постель. На ней сидит Соломон, отбросив смятую простыню. Лорен видит его гладкие плечи в бледном свете луны. Она медленно, плавно парит над полом и не может оторвать глаз от его тела.

Он молчит, веки его широко распахнуты и глаза мерцают, как два глубоких черных колодца. Соломон наблюдает, как она, встав на колени на краю кровати, протягивает руку и нежно касается его плеча. Лорен чувствует гладкую округлость, и ее пальцы бегут по ключице как по клавиатуре. Тогда он тоже поднимает руку и дотрагивается до серебристой пряди волос, с которой играет прохладный ночной ветерок из открытого окна.

Они касаются друг друга в молчании, в их движениях нет страсти! Соломон потянул ее вниз, на постель, и она покорно вздохнула. Все их движения осторожной чувственностью напоминают замедленную съемку, каждая ласка точна и хорошо знакома, как если бы повторялась уже много раз. Его рот нашел ее губы, и Лорен задрожала, обняв черноволосую голову.

Соломон неожиданно перекатился и лег на нее, придавив телом. Она почувствовала острую и сладкую боль. Дыхание его стало хриплым, так что каждый резкий вдох отдавался у нее в ушах. Его губы касались ее шеи. Он быстро, торопливо целовал плечи, с каждым движением опускаясь все ниже, пока не коснулся лицом ее груди. Тогда все его тело беспокойно задвигалось, а руки скользнули вниз.

Она с трудом приоткрыла тяжелые веки. Голова Соломона была поднята, но лицо при лунном свете казалось слепым, хотя глаза были открыты. Желание ударило ей в голову, восходя туда из темных глубин тела.

Ни один из них не произнес ни звука. Их обнаженные тела приникли друг к другу, соединяясь в движении. Лорен провела рукой по его гладкой спине и ощутила, как напряглись у него мускулы. Тут Соломон издал хриплый стон, и они растворились друг в друге. Руки их были сплетены, дыхание стало прерывистым.

Ее крутили и швыряли волны страсти. Она слышала, как вскрикивал он, как она сама вскрикивала в ответ, ничему не удивляясь и ничего не боясь. Когда наступила кульминация, она почувствовала, что тонет, погружаясь все глубже в горячую пучину наслаждения, пронизываемую зарницами удовлетворенности. Соломон лежал на ней, слегка вздрагивая. Казалось, прошло много времени, прежде чем они смогли пошевелиться.

Потом ей почудилось, что она опять куда-то плывет, обхватив его шею руками, Соломон тихонько поцеловал ее и опустил на постель. Сновидение кончилось, сомкнув лепестки, как цветок.

Проснувшись, Лорен сразу вспомнила свой сон и вздрогнула, как от укола, щеки вспыхнули. Она в ужасе закрыла лицо руками. Никогда еще ее не посещали подобные сновидения.

— Ведь это был сон, только сон! — сказала Лорен шепотом. — А разве я могу заставить себя не видеть снов?

Но что такое сон? Может быть, это подсознание, вырвавшееся на волю? Днем сознание крепко держит его в узде, но во сне теряет свою власть, и подсознательное тонкой струйкой выползает из заветных уголков естества, как джинн из бутылки…

Лорен выскочила из кровати. Кожа ее была прохладной и живой. Она чувствовала, будто сбросила с себя какое-то напряжение. Лорен оделась, спустилась вниз и увидела Соломона, который читал газету за чашкой кофе. Он повернулся, приветливо улыбнувшись, а она опять вспыхнула, но увидела, что лицо его осталось невозмутимым.

Если бы он только знал!.. — подумала она, стараясь придать своему лицу такую же невозмутимость. И даже попыталась улыбнуться ему в ответ.

— Полчаса назад я услышал, что мистер Чессингтон проснулся, и отнес ему чашку кофе. Но он немного утомлен и вставать пока не хочет.

— Не заболел ли? — забеспокоилась она. Соломон поднял на нее глаза.

— Дело в том, что ему уже почти семьдесят. Нельзя требовать от него, чтобы он прыгал как молодой козлик.

— Не смей так говорить! — воскликнула Лорен.

Дядя слишком много значил в ее жизни, чтобы она могла примириться с мыслью, что он уже стар. Соломон снова внимательно на нее посмотрел.

— Думаю, тебе не стоит волноваться. Он еще вполне крепок для своих лет, несмотря на болезни. Но очень устает от постоянных болей, не надо об этом забывать.

— Это я знаю. — Она понурилась. — Ужасно, что я ничем не могу ему помочь.

— Ты очень много для него делаешь уже просто тем, что живешь рядом. Ты теперь его жизнь. Когда ты играешь, он как бы оживает вновь…