Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я патриот, но такой чуши не понимаю. У каждого в роду, за всю дальнюю дорогу, были разные люди. Или ты прямой потомок Святослава? А прадеда хоть назовешь? Кем он был? Чем занимался? Мой один в ВОВ погиб (Евгений) старшим лейтенантом черноморского флота. Второй вернулся с войны весь израненный (Дмитрий) и не долго прожил после этого, а твои? Не знаешь? А род какой? Чей? А, общий наш? Ну, молодец, примазался.
Я людей не делю по признаку родословной и прочего. Но это они сами так делают, а разобравшись, оказывается, что нет у них ничего, как правило. Безродные, сколько не общался. А они про РОД мне, предков славян… А что предки? Мои прапрадед паломником был. В Киево-Печерскую пешком ходил (Григорий) со Ставропольской губернии.
Так, а что же тогда есть приверженность своему роду? Была ли она у нас, когда-либо? Осмеюсь ответить положительно. И я сейчас как раз имею в виду период христианской Руси, существующей до 1917 года.
В чем эта приверженность выражалась? А вот в чем. В те незапамятные времена русские жилы именно родами. Будь то крестьяне, например, которые были членами определенного рода. Каждый помнил имена своих предков на много поколений назад. Кто кем был, как жил. Какие были установлены отношения с другими родами. Один крестьянин мог не общаться с другим, в виду того, что их прадеды что-то не поделили давным-давно.
Поэтому люди старались жить как можно порядочнее. Все понимали, что за их дела могут ответить потомки. Получить за них беду или награду. И дело многограннее, чем просто человеческие взаимоотношения. Необходимо понимать, согласны вы или нет, что грех, это такой порок, который имеет свойство переходить на потомков. Как мутации. Подданные Российской Империи были в этом полностью уверенны и старались строить свою жизнь в рамках этого формата.
А давайте разберем такой пример. Один боярин возвращается после царской опалы из ссылки в родной город, где своего почти уже ничего не осталось. Он идет к другому боярину и просит помочь. Тот идет на встречу. Опальный постепенно становится на ноги. А спустя много лет, правнук оказавшего милость приходит к правнуку того, ссыльного и говорит:
«Прадед мой Василий помог твоему прадеду Степану. Теперь и я нуждаюсь. Все хозяйство сгорело у меня».
Конечно, тот все помнит. Естественно он с радостью помогает просящему. В те времена люди имели память. Я бы сказал родовую. Даже когда лично дворяне одного города не знали дворян другого, существовал их реестр, кто есть кто, а также память и мнение окружающих любого из них о его роде. На основании этой информации делались свои выводы. Заключались браки.
Вся та ситуация ставила людей в определенные рамки. Они были вынуждены действовать размеренно и обдуманно. Нельзя было допустить возможности скомпрометировать не только себя, но и всю семью. А большевики попытались превратить всех в безродных псов. И вот сегодня передо мной, образно говоря, стоит человек, не знающий не то чтобы прапрадеда, но даже отца и что-то рассказывает про виртуальный общий наш с ним род. Поклоняется деревянным идолам, имеет лживое представление об истории моей страны, проклинает Святую Церковь, которая не бросала никогда и любила народ свой. Вот он, в моем понимании, и есть самый настоящий безродный пес.
Я продолжу немного тему про взаимоотношение Церкви с народом одним эпизодом. Перед вводом войск в Чеченскую республику, в Грозном практически не оставалось священников. Но никто из них не убежал, хотя мог бы. Ведь как можно было бросить находящихся под прессингом русских людей, живущих в жутких условиях и нуждающихся в пасторском слове, окормлении, утешении и любви.
Священников одного за одним убивали боевики. Они все равно не покидали своих паств. Как боевых постов настоящие солдаты, находящиеся на пороге гибели. «Из-за денег и роскошной жизни, вероятно». Ведь бабушка после вечерней службы могла протянуть иерею не одну сырую картошку в благодарность за труды, а две. Последний священник был убит по прямому приказу Басаева. Кто-то увидел, как он благословил колонну российских войск и донес.
НОВГОРОД
Продолжаем обсуждать эту тему в продолжение разговора о причинах противостояния власти древней Руси с не менее древней оппозицией, которую нам сегодня некоторые пытаются преподнести, как уничтожения христианами своих оппонентов. Рыбаков, книга та же, глава шестая:
«В 980 г., когда осуществлялась языческая реформа в Киеве, то нововводимый культ Перуна начал утверждаться и в Новом городе. Киевский летописец очень лаконично сказал об установлении кумира Перуна в Новгороде, ничего не сообщая, как, впрочем, и относительно Киева, о взаимоотношении нового культа с более ранними. Позднее новгородские летописцы добавили, по преданиям, некоторые детали, говорящие о взаимной враждебности местного населения и Перуна».
Вот оно насаждение одного культа, который должен был заменить другой в древнем Новгороде.
«Идол Перуна был поставлен Добрыней в том месте, которое до сих пор называется Перынью, как об этом свидетельствует Адам Олеарий, побывавший в Новгороде в 1654 г.:
«Новгородцы, когда были еще язычниками, имели идола, называвшегося Перуном. т. е. богом огня, ибо русские огонь называют «перун». И на том месте, где стоял этот их идол, построен монастырь, удержавший имя идола и названный Перунским монастырем. Божество это имело вид человека с кремнем в руке, похожим на громовую стрелу (молнию) или луч. В знак поклонения этому божеству содержали неугасимый ни днем, ни ночью огонь, раскладываемый из дубового леса.
И если служитель при этом огне по нерадению допускал огню потухнуть, то наказывался смертью» (Подробное описание путешествия голштинского посольства в Московию и Персию, составленное секретарем посольства Адамом Олеарием. М., 1870, с. 80-81. Далее следует рассказ о дубине, брошенной Перуном и о ежегодном празднике Перуна. О языческом культе деревьев см. с. 60-61.)».
Я коснулся этого божества, потому как он хорошо известен историкам, чем моментально воспользовались «родноверы». Только это не отец их, как они заверяют, а огонь. Будем поклоняться огню? Конечно, нет. Сегодня, в отличие от древних веков, сам по себе огонь нам не кажется какой-то мистической ипостасью. Да и чем-то уж очень необходимым, без чего не прожить. Мало того, что его теперь стало легко