обронил он скупую похвалу, словно милостыню, прежде чем повернуться к лорду Вильгельму. Тот снисходительно улыбался, и только расширенные зрачки и легкая дрожь выдавали, как тяжело ему обуздать экстаз перед его железным богом.

Смотреть на него было неприятно, меня замутило. Как можно до полного самозабвения преклоняться перед тем, что породили руки человека, а не боги или природа? Я вновь отвернулась к паровозу, так и не решив, пугает он меня или завораживает. Железо дышало жаром, не спеша остывать на ночном морозце, белый пар моего дыхания касался шершавой и пористой поверхности и исчезал. Черный дым все еще курился над паровозом, а яркое пламя билось в стеклянном фонаре.

Точно ли человечьи руки сотворили это чудовище? Или, может, его породило божество из огня и железа, такое же огромное и уродливое, что таится в темных глубинах континента, в тайных пещерах?

Я не знала ответа. И, пожалуй, не хотела знать.

Это Рэндалл обсуждал строительство железной дороги, считал затраты, прикидывал выгоду. Это Гленн восторженно смеялся, что дурные селяне будут разбегаться с воплями с пути паровоза, да и горожане по домам попрячутся, не правда ли, замечательная выйдет потеха, господа? Это сандеранцы сыпали терминами, похожими на заклятия, и спорили об условиях своего контракта.

Я чувствовала одно: здесь, рядом с железным монстром, мне не страшно. Впервые за долгое время я не ощущала ледяного дыхания добрых соседей у затылка, впервые их взгляды не сверлили мою спину, не следили за каждым шагом. Впервые за долгие месяцы было им не до смеха над глупой дочерью древнего рода.

Может, план сандеранцев и увенчается успехом. Может, их железное творение окажется сильнее добрых соседей.

Я не вслушивалась в чужие слова, в грубые крики рабочих, разгружавших вагоны. Мелкая угольная пыль носилась в воздухе, оседала на одежду и кожу, забивалась в глаза и горло. Элеанор начала подкашливать, и лорд Вильгельм поспешил увести всех с платформы. Он улыбался так широко, что меж губ поблескивали крупные зубы, а глаза горели, в них полыхал такой же яростный пламень, как и внутри паровоза. Вот только черный дым лорд не выдыхал, черными были его мысли.

– Надеюсь, Ваше высочество, вы довольны тем, что увидели. – Лорд Вильгельм улыбался масляно, перебирая пальцами цепочку часов. Нас снова привели в ратушу, где уже накрыли к ужину. Никто не обмолвился о том, чтобы возвращаться в столицу сегодня – кто ж в преддверии Йоля решит пуститься в путь затемно? Зимние ночи опасны не только морозами.

– Более чем. Я расскажу отцу об успехах вашего проекта.

– Думаю, вам будет интересно, – вкрадчиво произнес Ингимар, не сводя с Рэндалла пристального взгляда… слишком пристального для простолюдина, – что железная дорога могла бы существенно упростить добычу некоторых ископаемых… интересных не только для мирного производства.

Рэндалл выслушал его, не спуская с Ингимара взгляда не менее внимательного, чем тот не отводил от королевича. На мгновение мне почудились скрежет металла и искры над столом. О, я прекрасно помнила, как взгляд старшего королевича мог пронзать, раня не тело, но разум.

– Я понимаю, к чему вы клоните, – готова поклясться богиней, от сахарной улыбки королевича зубы заныли не только у меня, – но я не могу обещать, что мой отец найдет ваше предложение столь же интересным и многообещающим, как и я.

– Вы говорите о невероятно скучных вещах, так что неудивительно, если отец и слушать о них не захочет, – со смешком заметил Гленн, пока служанка снова наполняла его бокал вином. – Лучше скажите, лорд, может ли ваш паровоз… предположим, издавать не этот ужасный грохот и свист, а музыку? И запускать в небо огонь, целый сноп огней! Просто представьте, каким бы необыкновенным было это зрелище! О, я верю, тогда любой бы полюбил вашу железную дорогу! И даже добрые соседи!

Во все глаза я смотрела на младшего королевича, с замиранием сердца запоминая его – настоящего, яркого, живого… избалованного, капризного, глупого. Влюбленный рыцарь, преклоняющийся перед своей невестой, оказался всего лишь маской, пусть и надетой на королевича чарами, помутившими его рассудок.

Жаль было и красивой, сказочной картинки, сошедшей со страниц легенд.

Жаль было и мальчика, так и не успевшего повзрослеть.

Рэндалл тоже постоянно косился на брата, и чем больше он смотрел, тем сильнее хмурился – но не встревоженно, как во время нашего знакомства, нет, а устало. Кажется, и он отвык от настоящего лица Гленна, заменив его в памяти идеальной картинкой. А младший королевич все пил и пил, не зная меры, и шутки его становились все более жестокими и грубыми. Я косилась на Элеанор, следила, как та становится бледнее, как тускнеют ее глаза и тени ложатся на лицо, и когда Гленн в очередной раз расхохотался над своей же вульгарной шуткой, я не вытерпела и, выпрямившись до боли, сказала холодно:

– Ваше высочество, разве достойно вас такое поведение? Не лучше ли удалиться спать, пока вы не расстроили свою невесту?

Легкая тень скользнула по его лицу, на миг глаза его снова заволокло сладким дурманом чар, но воздух здесь был слишком горек, слишком сильно пах огнем и железом, чтоб чары добрых соседей имели силу. Гленн отмахнулся от меня с улыбкой равнодушной и веселой:

– Это моей невесте следует удалиться спать, если она не хочет расстраиваться.

Элеанор поднялась – так резко, что стул ее покачнулся и рухнул с грохотом. Землистое, осунувшееся лицо ее на миг обрело краски, словно чистая сила лесов и туманов ворвалась в нее, наполняя до краев. Дивной магией сверкнули ясные глаза.

– Гленн! – гневно воскликнула Элеанор, вцепившись побелевшими пальцами в край стола, и королевич тут же вздрогнул, меняясь, исчезая за пеленой чар.

На лице его не осталось эмоций, кроме покоя и восхищения.

А Элеанор покачнулась и упала в обморок.

9

В столицу мы вернулись ближе к обеду: стоило только слегка посветлеть горизонту, как Рэндалл настоял на том, чтоб выехать без промедления. Нас провожал Ингимар, и я так и не смогла понять, отчего его потряхивает: от звенящего утреннего мороза или от опасения, что все их дело сорвется из-за нездоровья Элеанор? Ведь известно всем, король добр к своей будущей невестке, и если он решит, что ей стало дурно из-за недостаточно хорошего обращения сандеранцев, никакая выгода не спасет дело лорда Вильгельма и подручных.

Я всю ночь не сомкнула глаз, сидела у постели Элеанор, протирала ее лицо влажными полотенцами, поила ее самой чистой водой, которую только смогли найти в этом городе, насквозь пропахшем огнем