Течение жизни, запечатленное в этих глянцевых картинках, непостижимым образом представлялось более индивидуальным и конкретным, чем на взаимозаменяемых семейных фото из прочих альбомов. В интервью Джиллиан отвечала на такие вопросы, какие никогда не обсуждала со своими родителями. По сравнению с этими содержательными, выверенными беседами те разговоры, что велись у нее дома, казались нестерпимо банальными. Не раз мать пыталась перепроверить ее ответы журналистам. «Ты что, действительно не веришь в Бога?» Джиллиан твердо не знала, так ли это. «Ну, это всего лишь интервью, – объяснила она матери. – Надо ведь что-нибудь сказать».

На пришедшую к ней известность Джиллиан порой сетовала, но в конечном счете радовалась, когда ее узнавали незнакомые люди.

В самом конце альбома лежали вырезки, которые она не стала вклеивать. Репортаж об их с Маттиасом свадьбе, целый разворот с фотографиями из церкви и последующего торжества. Джиллиан тогда удивилась, что Маттиас не стал возражать. Журналистка и фотограф не привлекали к себе внимания, вписавшись в общество приглашенных даже лучше, чем некоторые друзья Маттиаса и некоторые родственники Джиллиан. Держались скромно, лишь иногда спрашивая разрешения сделать фотографию или записать несколько фраз. Неделю спустя Джиллиан увидела репортаж в иллюстрированном журнале, и собственная свадьба предстала перед ней как инсценированная постановка. С тех пор она стала осторожнее, исчезла на некоторое время со страниц журналов, но вскоре поняла, что ей недостает внимания. Потому и согласилась, когда попросили, на репортаж из дома. Они с Маттиасом в прибранной своей квартирке – читают, готовят, обедают, влюбленной парочкой сидят на балконе. «Нас сюда просто запустили, – думалось ей тогда, – это не наша квартира, это не я, это не Маттиас». Но, приглядевшись к выражению лица своего мужа, она вдруг подумала, что он тоже участник заговора и давно обо всем знал.

* * *

На следующий день выглянуло солнце. На улице холодно, зато в квартире даже слишком тепло. Врач запретил Джиллиан бывать на солнце, но она и без того появляться на людях не собиралась. На обед сварила себе пустые макароны. После еды заказала продукты в интернет-магазине, накидала в корзину все то, чего раньше и в рот не брала: замороженные готовые блюда, колбасы, чипсы, сладости, тостовый хлеб, кетчуп и майонез. Столько всего накупила, что хватит на целых три недели, и оплатила кредитной карточкой. Потом начала разбирать одежду, обувь Маттиаса. Складывала в большие мешки для мусора. На костылях не очень-то быстро удавалось затащить мешки в гостевую комнату. Бумаги из письменного стола она укладывала в коробку. Маргрит разрешила ей поступить с вещами Маттиаса так, как она считает нужным. То и дело она присаживалась, по несколько минут разглядывала какую-нибудь вещицу или одежку.

Посыльный из интернет-магазина приехал ближе к вечеру. Позвонил в домофон, Джиллиан открыла. Но когда он позвонил второй раз, в квартиру, она через закрытую дверь крикнула ему, чтобы он просто оставил продукты на площадке. Посыльный потоптался, потоптался, потом все-таки ушел. Только услышав снизу, как завелся мотор автофургона, она осторожно выглянула из квартиры.

В течение последующих недель она много ела. Смотрела телевизор, лазала по Интернету, подолгу спала. Родители позвонили ей на домашний, но она не взяла трубку, и тут же раздался звонок мобильного телефона. Сообщила им, что чувствует себя хорошо и нуждается только в покое, обещала скоро к ним приехать – на следующей неделе, ну, или чуть-чуть позже.

– Скажешь, если что-то будет нужно? – спросила мать.

– Мне нужно только время, – ответила Джиллиан. – С вами это никак не связано.

С той минуты к телефону она больше не подходила, даже не смотрела, кто звонит. Мейлы тоже стирала, не вчитываясь. Ждала, что объявится Хуберт, но он не объявлялся. Вероятно, он вовсе и не знает, что случилось.

По ночам Джиллиан снились мужчины: они нападали на нее, насиловали, уродовали. Тело ее разрывалось, куски мяса летали по квартире, стены заливала кровь. Среди ночи она просыпалась. В полной темноте прислушивалась. Тихо в квартире, но она умела слышать пустоту. Вспоминала, как заканчивалась съемка передачи, техник по звукозаписи объявлял: «Атмосфера!», и все замирали, чтобы он мог записать еще и минуту тишины.

* * *

Течение дней обнаруживало ту же неустойчивость, что и погода. То холодно, то в одну ночь теплеет. Как-то за несколько часов навалило снега невпроворот, но через день-другой он весь растаял. Джиллиан отныне не скучала. По утрам порой даже газету не доставала из ящика. Часто вспоминала Маттиаса и их прежнюю жизнь, но смерть его так и не сумела осознать. Скорбь накатывала стремительно и внезапно, как резкий приступ боли, способный довести до головокружения.

Сколько уж дней Джиллиан не снимала пижаму, не ходила в душ, не умывалась и поедала исключительно джанк-фуд. Наблюдала, как меняется ее тело: она поправилась, на спине и подбородке высыпали прыщи. Впервые за долгие годы она чувствовала запах собственного тела.

Однажды, солнечным днем, она решила куда-нибудь прокатиться. В тот предвечерний час солнечные блики отливали золотом, будто на дворе осень. Джиллиан на лифте спустилась в подвал, оттуда пошла по коридору в подземный гараж. То и дело останавливалась, прислушивалась, но никого не услышала. Темно-зеленый «мини» стоял там же, где всегда. Она поехала в лес на окраине города, нашла автостоянку возле мусороперерабатывающего завода. Со стороны леса к стоянке направлялся человек с собакой. Джиллиан, склонившись к рулю, выжидала. Тот человек открыл заднюю дверь машины через два места от нее, собака запрыгнула внутрь. Машина уехала, рядом никого не видно, теперь можно вылезти и пройтись. Тропа вела по опушке леса, там в глубине еще лежал последний нерастаявший снег. Чуть погодя Джиллиан увидела, что навстречу ей шагают двое с походными палками. Расстояние – метров двести, не больше. Остановилась, огляделась. Сзади приближалась женщина с детской коляской. Кустарник на опушке густой – не продерешься. Защищаясь, прикрыла лицо руками, и ветки кустарника расцарапали ей руки. Потом идти стало легче. Влажная палая листва покрывала землю плотным слоем, пружинила под ногами. Послышались голоса, и Джиллиан разглядела сквозь подлесок, что двое с палками и женщина с коляской поравнялись. Выждав минутку, она углубилась в лес. В вечернем, косо падающем свете тени становились все длиннее. Временами Джиллиан останавливалась, чтобы разглядеть получше серебристо-серую кору дерева, похожую на звериную шкуру, или какой-нибудь пенек, дочиста отшлифованный непогодой. Погладишь ладонью прохладную древесину – и только тогда нащупаешь шершавинки. Теперь уже смеркалось, из расположенного неподалеку зоопарка доносились крики животных. Пока она шла назад к автостоянке, совсем стемнело и зажглись уличные фонари.

* * *

На другое утро Джиллиан проснулась очень рано. За окном тьма. Лежа тихонько, она не ощущала своего тела, только начиная двигаться, она обретала привычные для себя формы. Повернула голову – и почувствовала щеку, которая коснулась тонкой ткани наволочки, потом одну ногу, которая вылезла из-под одеяла, потом другую, онемение конечностей, подошва стопы, холодный пол, легкое головокружение. Бродила по комнатам, будто квартира и была ее телом, огромным лежачим телом, неспособным подняться из-за собственного веса.