Оржанский. — Люблю я ее, а ты вот так, нехорошо… В двадцать часов… А она, родненькая, будет ждать!"

И вдруг Оржанского осенило: что, если прежде заехать, повидать, предупредить?

И, уже не задумываясь, он ткнул армянина в спину:

— Погоди-ка с вокзалом, любезный! Прежде в госпиталь сто пятьдесят шестого полка! Знаешь, куда? На горе, рядом со штабом.

Армянин закивал:

— Знаю, знаю, господин офицер…

— Тогда поворачивай! Полтинник еще накину!

И возница, натянув вожжи, притормозил лошадку и медленно развернул в близлежащий проулок.

* * *

— Ей, служивый! Поди-к сюда! — окрикнул Оржанский рядового с крестиком вместо кокарды на папахе, едва повозка остановилась у госпитальных ворот.

Солдат — лет тридцати пяти ополченец — подошел.

— Здесь я, господин сотник!

Слух сотника резануло совсем невоенное "здесь я". Однако ему было не до того.

— Отсюда, что ль? — Оржанский махнул головой в сторону госпиталя.

— Отсюда, Ваше Благородие. Санитар.

— Наталью Ивановну, сестрицу милосердия, знаешь такую?

— Наталью Ивановну? Ясное дело, знаю. Отчего же не знать!

— Позови ее! Мне сейчас недосуг расхаживать по госпиталю, тороплюсь; так ты ее сюда позови, к воротам… Скажи, сотник Оржанский дожидается!

— Сейчас гляну, Ваше Благородие…

— Да поскорее, солдат!

— Мигом и сделаю… — бросил рядовой, вразвалку отходя от повозки.

Санитар ушел, но его "миг" обернулся нестерпимо долгим для Оржанского ожиданием. Было уже около четырех часов вечера, заметно темнело, как назло напустился мороз, а он все ждал, нервно прохаживаясь вдоль ворот и все более беспокоясь, что вынужден будет ехать, так и не дождавшись своей Натальи. Он уже подумывал, не надул ли его самым наглым образом санитар! Да и санитар ли он вообще — ни халата, ни белой повязки с крестом…

От этой мысли у сотника закипела кровь. "Зарублю, суку!" — пронеслось в мозгу, и левая рука крепче сжала эфес шашки; но тут же ослабла — за оградой запрыгала папаха с крестиком.

— Передал? — прорычал Оржанский, едва санитар показался в воротах.

Тот ответил, лишь подойдя ближе:

— Никак нет, Ваше Благородие. Все обошел — нигде нет. Говорят, вышла, а куда и зачем — никто не знает!

— Дурень! Да разве такое может быть, в военном-то госпитале? — напустился на него сотник. — Небось, отлежался где, да и только!

— Побойтесь бога, господин сотник! — возмутился солдат. — На что мне обманывать? А уйти с госпиталя разве ж нельзя? Ночью дежурила, сказывают, так, может, и ушла…

— А спросить у начальства не мог?

— Так не мог, Вашбродь — все ее начальство в операционной; поди, часа четыре, как там!

Оржанский быстро прошелся вдоль повозки и вернулся.

— А может, она выйти не хочет? Ты не бойся, скажи как есть…

Санитар мелко перекрестился:

— Вот вам крест истинный, господин сотник — не вру, ушла она!

Оржанский вновь пометался вдоль упряжки и запрыгнул на сиденье.

— Появится, скажи, что приходил! И чтобы позвонила Оржанскому! В отделение помощника начальника штаба первого Кавказского корпуса!

— Ясное дело, скажу, как увижу! — крикнул санитар в след уже отъезжающей двуколке.

Сотник был раздосадован. Сначала хотел было повернуть к хлебопекарне, где проживала его "сестричка", но времени уже не оставалось — до смены, надо было поговорить с дежурным поручиком! Про себя же выругался: "Слава казачья, а жизнь собачья, черт ее дери! И что за день-то такой гнусный… Одни прорехи! Может, на обратном пути посчастливится? Только бы скорее с этим погранцом разобраться! А вдруг… охладела, видеть не хочет?"

От этой пронзившей вдруг мысли сотник похолодел.

Он шмякнул армянина в бок:

— Гони!

Скрепя по снегу колесами, повозка спустилась к церковной площади, уже в темноте выскочила на главную улицу, промчалась мимо "конторы". Минут через десять прогромыхали по дамбе, свернули в сторону вокзала…

Уже подъезжая, армянин обернулся:

— Куда, господин начальник?

— Вези к коменданту вокзала!

— Харашо! — кивнул возница и стеганул кнутом по крупу трясущейся по снегу кобылки.

Дежурка пограничного пункта временно располагалась рядом с комнатой коменданта. Оржанский ввалился в нее без стука, ударом растворив дверь.

В прокуренной комнате находились двое — нижний чин, на тахте, слева; впереди, за коротким столом у окна — поручик в расстегнутой сверху шинели с зелеными петлицами.

Нижний чин, вероятно, дремал и при нежданном появлении офицера вскочил точно ошпаренный. Поручик же — с могучими скулами, роскошными усами и красный, как рак, лишь слегка повернул голову и безразлично оглядел вошедшего с ног до головы. Он явно сибаритствовал — перед ним, рядом с телефонным аппаратом, стоял дымящийся чайник, обе руки сжимали металлическую кружку.

Сотник, несколько обескураженный этим спокойствием, с порога гаркнул:

— Вы поручик Зайков Иван Станиславович?

Поручик не спеша застегнул верхние пуговицы шинели и, не вставая, буркнул:

— Ну, я… Поручик Зайков Иван Станиславович… А вы, простите, кто такой?

— Сотник Оржанский, заместитель помощника начальника штаба первого Кавказского отдельного корпуса!

Сотник не соврал — представился по официальной легенде.

— А, понятно… — с плохо скрываемой усмешкой протянул поручик. — Что ж, сотник, почти земляки. Я ведь тоже из казаков донских, из Еланского юрта. Садитесь, если не побрезгуете, попейте чайку… А то, может, что погорячее?

На этот раз спокойная речь поручика Оржанскому понравилась. Он помедлил, потом размашисто скинул с плеч бурку, кинул ее в руки нижнего чина и, выправив двумя руками складки под ремнем, прошел к столу.

— От погорячее не откажусь…

— Вот это по-нашему! — вновь расстегиваясь, одобрил поручик. — Ну-ка, Серегин, доставай запасы-припасы!

На столе появились ополовиненная бутылка водки, два граненых стакана и банка маринованных огурцов.

— Я хоть при исполнении еще, но с казаком-земляком непременно выпью! — широко улыбнулся поручик. — Ну, будем здоровы!

Они выпили, похрустели огурцами.

— И что же, господин сотник, привело вас ко мне? — посмаковав, спросил поручик. — Уж не армянин ли, что поутру мои погранцы задержали?

— Догадлив, зеленая твоя душа! — усмехнулся Оржанский. — Это самое дело и привело.

— И что же вам знать желательно?

— А все! Как его достали, был ли кто с ним еще, чем отбрехивался, отчего ты самолично его в комендатуру доставил… Короче, все!

— По второй? — вместо ответа, подумав, предложил поручик.

— А давай! — махнул Оржанский. — С чарки одной — только душа с дырой!

Они выпили по второй.

Покряхтев, поручик смачно откусил брызнувший маринадом огурец и заработал могучими челюстями.

— Да просто все было… — жуя, сказал он. — Узел здесь серьезный — почитай, всю действующую армию снабжают с Сарыкамыша, так нас сюда и приставили, округу, значит, охранять. Вот разъезд мой и натолкнулся впотьмах на шельму — к вокзалу пер. Сюда и доставили. Бумажки просмотрели — турок вроде, хотя божится, что армянин, но и по-русски с трудом говорит… Ну,