— Понял, не мешаю.

Ткачев прихватил из своей машины надувной матрас с качком и плед, и взялся за обустройство своего ложа. Без спального места один Женя остался. Но он планировал разбудить Леху часа через четыре. А пока можно посидеть на сумке.

— Жень, можно вопрос? — снова заговорил Семен.

— Валяй.

— Ты чувствуешь негативную энергетику этого места?

— Нет.

— Я тоже.

— А ты разве веришь в эту ерунду? — теперь уже Женя не мог сдержать издевки.

— В эту — да. Шелинг сказал, архитектура — это застывшая музыка. И я с ним согласен. Я так же отношусь к зданиям, как скрипачи или пианисты к произведениям… Чувствую их.

— Энергетика к архитектуре никакого отношения не имеет, — фыркнул Женя. — Сооружение напитывается ею потом. Даже тюрьмы до того, как их заполняют заключенные, просто строения.

Семен собирался вступить в полемику. Он подался вперед, выставил палец, открыл рот, но… Замер. Не сразу Женя понял, почему. Но тут услышал тихое завывание. То ли скулеж, то ли плач.

— Мне не чудится? — шепотом спросил Ткачев.

Женя покачал головой.

— Щенок забрался? Не ребенок же…

— Это ОНА пришла, — просипел Фил.

— Кто?

— Женщина в белом.

— Хорошо, что не «белочка», — пробурчал себе под нос Женя. — А кто она?

— Покойница с удавкой. Горло у нее сломано, вот такие звуки и издает.

— Ты уже сталкивался с ней?

— Я видел всех… В ту ночь. Они будто на шабаш слетелись.

— Они?

— Призраки. Моя невинная детская душа притягивала их. Они кружили… И обдавали меня своим ледяным дыханием.

Звук повторился. Ляпин пошел на него. Сема следом двинулся. Ему было не страшно. Он все еще был уверен, что это щенок скулит. Забрался в дом, застрял лапкой в какой-нибудь расщелине и просит помощи у людей, чьи голоса услышал.

— Идите, идите, глупцы… — бормотал им вслед Фил. — Ищите смерти. Женщина в белом приведет вас к ней.

— Ты ее видишь? — обернувшись, спросил у него Сема.

— Она не тут, а там, — и дернул головой, но в какую сторону, неясно, потому что она затряслась на тонкой шее, как у болванчика.

— Я не чувствую постороннего присутствия, — сказал Женя. — Но у меня не всегда это получается. Настроиться надо. А как тут…? — Он наморщил нос. — Когда психи, пьяные и скептики окружают тебя.

— Мне уйти? Ок.

И вернулся на свой матрас.

Ляпин же пошел дальше. Вскоре он скрылся в темноте.

Семен лег, укрылся пледом. Закрыл глаза. Но, полежав минут пять, открыл их. Женя не возвращался, и это беспокоило. Да и Фил был подозрительно тих. Уж не умер ли? Но нет.

Сема встал, проверил, дышит ли… Дышал! И спал себе преспокойненько. Причем не храпел в отличие от Витали. Этот такие рулады выдавал, что были бы стены потоньше, задрожали бы.

Ткачев уже собрался отправиться на поиски пропавшего охотника за привидениями, как он заявил о себе возгласом:

— Звуки аппаратура записала. Но я не понял, откуда они идут.

— Они вскоре оборвались? — поинтересовался Сема у возникшего в дверном проеме (точнее, провале) Жеки.

— Ага. Я дошел до библиотеки, где замечена самая большая паранормальная активность, но ничего не услышал… И не увидел. Хотя луна уже налилась.

— А ты поискал щенка?

— Если тебе надо, иди, ищи. Я не Гринпис.

— И пойду.

Отобрав фонарь у Ляпина, Сема отправился на поиски раненого животного, но как его найти, если не по скулежу? Издох, наверное, бедный.

Вернувшись в каминную залу, он угнездился на матрасе, но не стал вытягиваться на нем. Край отдал Ляпину. Пусть хотя бы посидит на мягком.

— Такая дивная ночь испорчена, — сокрушенно проговорил Жека, и, если бы он завыл на полную луну, Сема не удивился бы.

— Подожди, она только вступает в свои права.

— Нет, сегодня точно ничего не случится.

И принялся за чай. А Сема закрыл глаза и мгновенно уснул…

«Охотник за привидениями» Жека Ляпин на страже — значит, бояться нечего.

Елена стояла под душем, дрожа от холода. Вода в баке за ночь остыла, и мылась она холодной. Да еще и экономила ее, потому что надо волосы привести в порядок: они длинные, и расход жидкости большой, а емкость среднего размера.

Лена пустила воду тонкой струйкой, и мытье заняло минут десять. За это время она окоченела. В жаркий день принять ледяной душ — прекрасно, но не ранним утром. Выйдя из душа в двух полотенцах, намотанных на тело и голову, побежала в дом. Там натянула на себя махровый халат, сверху накинула шаль и тут же поставила чайник.

Пока он грелся, Лена убрала постель и позвонила маме. Та не ответила.

Мария Константиновна обижалась на дочь. И наказывала ее молчанием. Яблоком раздора стал Тофик. Мужчина, из-за которого женщина не села в автобус Новороссийск-Калуга. Осталась в Кабардинке, где этот самый Тофик имел кафе и гостиницу. Между ним и Марией пробежала такая мощная искра, что уже на четвертый день они решили пожениться.

— Мам, ты опять за свое? — взвыла Лена.

— Да, я полюбила снова. И что?

— Ты повелась на россказни. Гостиница своя? Кафе? Он же врет тебе. Как все мужики до него. А ты ведешься… Нет у него ничего, гол как сокол.

— Я живу в гостинице вместе с ним, мы кушаем в кафе. Это не виртуальное знакомство — реальное.

— Ты документы собственника видела? Он там работает, в лучшем случае администратором. Или просто является братом владельца.

— Даже если так, пусть. Я с ним счастлива.

— Это замечательно. Только умоляю, не беги в банк за кредитом, если у Тофика возникнут финансовые проблемы и он попросит твоей помощи в их решении.

— Ты до гробовой доски будешь меня попрекать?

— Мама, я предупреждаю, а не…

Но Мария Константиновна уже бросила трубку.

А сейчас не подняла. Обиделась.

Тяжко вздохнув, Лена стала заваривать чай. Она, быть может, не права и Тофик на самом деле человек достойный, но с маминым везением…

Подружка Катюня называла таких, как Мария Константиновна, магнитом для уродов. Считала, что на ней своего рода проклятие. Может, и так. Но обжегшийся на молоке на воду дует. Мама же ничем на своих ошибках не учится. Что, если потому, что расхлебывает за нее дочка?