— Это долгая история, — сказал он наконец. — Если в общих чертах, то… из-за графа Рейборна он потерял всё. Семью, положение, деньги, титул…

— Титул? Ланнверт — не настоящая его фамилия?

— Да, но, я надеюсь, вы простите, если я не буду говорить истинное имя его рода. Он предпочитает хранить это в тайне.

— Да, я понимаю. Конечно.

На самом деле я отчаянно жалела, что приличия не позволяют мне вцепиться в эту тайну, как охотничьей собаке в подраненную куропатку. Так значит, на самом деле дин Ланнверт вовсе не Ланнверт. А герб с буквой «Л»? Что ж, по всей видимости, он получил его после того, как закончил академию.

Но как бы выяснить его настоящую фамилию? Что-то подсказывало мне, узнав её, отец заполучит ценный козырь.

— Вы сказали, он потерял семью по вине графа. Могу ли я узнать, что именно произошло?

— Я сам не знаю подробностей. Знаю только, что, — он замялся, как будто ему было неловко говорить об этом мне, бросил виноватый взгляд, но потом докончил: — граф Рейборн убил сначала его мать, а потом и отца. И похлопотал о том, чтобы титул и земли отошли их дальнему родственнику. А тот прогнал ставшего сиротой Сейджа. Он потерял всё.

По спине пролился холодок.

— Вы сказали, граф убил его мать? За что, что она ему сделала?

Дин Койоха покачал головой:

— Мне это неизвестно.

Я замолчала, но мысли метались в голове встревоженным роем.

Нет-нет-нет, этого не может быть. Отец не стал бы сражаться с женщинами. В то, что он мог убить отца дин Ланнверта, я, к сожалению, верила — но никогда не стал бы делать этого без веской причины.

Впрочем, если весь род дин Ланнверта чем-то угрожал ему…

Я поёжилась. Мой отец мог быть удивительно безжалостен в некоторых случаях. Например, я была уверена, он уничтожит дин Ланнверта, когда узнает, что тот осмелился меня похитить.

Если его мать шантажировала моего отца или само её существование могло стать угрозой его благополучию… и в некоторых других случаях — да, он мог бы так поступить.

Но это значит, если дин Ланнверт узнает, кто я — а это только вопрос времени, — так вот, если он узнает, мне не жить.

Я думала, он станет шантажировать отца мной — но он может просто убить меня ради мести. Чтобы заставить отца страдать, как страдал он сам.

Я схватила дин Койоху за рукав. Должно быть, я побледнела, потому что он посмотрел на меня с явным удивлением.

— Нейд… прошу вас, как беззащитная женщина мужчину. Вы единственный, к кому я могу обратиться. Пожалуйста, помогите мне бежать.

Дин Койоха смотрел на меня в молчании, затем лицо его болезненно исказилось, и я поняла, что он сейчас откажет. Заторопилась продолжить, как бы невзначай положив руку ему на грудь, как раз напротив сердца:

— Подождите, выслушайте меня. Вы же знаете, что я не представляю собой никакой ценности. Ни для дин Ланнверта, ни для графа Рейборна. То, что он до сих пор не отпустил меня — его прихоть, его злая воля, если хотите. Ему нравится насмехаться надо мной, возможно, ему нравится держать беззащитную женщину в своей полной власти. Но вы должны понимать, насколько это претит всем человеческим и божьим законам. Оставить меня здесь — значит потакать его низменным желаниям. Причинить зло ему самому.

Дин Койоха слушал молча, не размыкая губ, но по его глазам я видела, что мои аргументы находят отклик. Ещё бы — я незаметно, по капле вливала в него симпатию и желание помочь.

Мой дар и впрямь небольшой и действует только через прикосновение, причём желательно прикосновение к одной из самых важных точек человеческого тела: лбу, сердцу, солнечному сплетению — но как раз благодаря этому может остаться совершенно незамеченным. Даже обычная естественная защита, которую машинально ставит и поддерживает любой выпускник магической академии, такое влияние не видит и не обезвреживает.

— Только вы мне можете помочь, — параллельно я продолжала убеждения. — Только вы, и не ради меня — ради него. Да, он будет зол поначалу, но он простит вас, когда поймёт, почему вы так поступили. А я — я буду всю жизнь читать за вас благодарственные молитвы. Вы моя единственная надежда снова получить свободу. Ведь я рождена свободной, я не хочу… умереть здесь как игрушка… — я опустила глаза, опасаясь, что переигрываю.

А когда подняла, озадаченная слишком долгим молчанием — то с содроганием увидела совсем рядом, буквально в десяти шагах — бледного, как вестник смерти, со сверкающими глазами, зло смотрящего на нас дин Ланнверта.

Да чтобы демоны его в бездну утащили! Испортить мне такой шанс! Ещё немного, и дин Койоха был бы мой.

Но на глазах у друга он, конечно, сразу вернулся обратно в свою скорлупу. Я почти физически почувствовала, как он отдаляется.

— Ард, — тяжело уронил дин Ланнверт, подходя, — я просил заняться её гардеробом, а не выгуливать её по саду. Мне казалось, у тебя были другие дела.

— Да, конечно.

Дин Койоха ответил спокойно, но мышцы под моей рукой окаменели, и на миг обозначились желваки на челюсти.

Не без сожаления он отстранился от меня, сделал короткий поклон и неторопливо зашагал по направлению к поместью.

Я проводила его взглядом, всем существом сожалея, что не могу убежать следом.

Дин Ланнверт понял, что я делала? Вряд ли, всё же мою магию невозможно засечь. Да и слова вряд ли расслышал, я говорила тихо, а он стоял в отдалении. Но он так зол…

— Иди к себе, — мрачно бросил дин Ланнверт. Он стоял в двух шагах, широко расставив ноги, сунув руки в карманы, и с высоты своего роста буравил меня недобрым взглядом.

У меня отлегло от сердца. Не понял и не слышал. Иначе так легко я бы не отделалась.

Облегчение придало мне смелости.

— Если вы не возражаете, я хотела бы остаться в саду. Мне скучно сидеть взаперти без книг и письменных принадлежностей.

Я хотела, уколов его этой шпилькой, чтобы он предоставил мне хотя бы часть из указанного, но дин Ланнверт свирепо нахмурился.

— Всё пытаешься сбежать? Иди сюда, я покажу тебе сам, — не дожидаясь ответа, он схватил меня за руку чуть выше локтя и бесцеремонно потащил за собой.

— Отпустите меня!

Не слушая моих воплей, дин Ланнверт продолжал тащить меня вглубь сада. Его движения были резкими и грубыми. Мне приходилось бежать, чтобы поспевать за ним и чтобы он не оторвал мне руку. Подол путался в траве, цеплялся за кусты, жёсткая поросль больно хлестала щиколотки, незаметные камешки и кочки резали ноги в мягких домашних туфлях. Дин Ланнверт не выбирал дороги — ещё бы, сам-то он был в сапогах.

Наконец впереди я увидела высокую кирпичную стену, ограждающую поместье. Вздрогнула, вспомнив слова дин Ланнверта: попробуй выйти — и узнаешь сама. Попробовать-то я собиралась, но в одиночестве, потихоньку, очень осторожно. А дин Ланнверт провёл меня к затаившейся в стене калитке, открыл её и, не церемонясь, вытолкнул наружу.