– Кажется, нет.

С ревом ты помчался на меня, чтобы снова завалить. Я сделала ложный выпад влево, а потом повернулась вправо. Ты бесславно с громким хлопком упал на колени. Меня разобрало от смеха. Ты бросил на меня яростный взгляд через плечо, но в тебе не было злобы, хотя ты и пытался иногда ее изобразить. Практически тут же уголки твоего большого рта поползли вверх. Когда я встала, ты уже вовсю хохотал.

– Ладно. Будем считать, что это ничья.

– Ничья? – фыркнула я, намекая на то, что в этом раунде есть очевидный победитель.

– Так и быть. Ты победила. Правило А-Э.

– Точно, – усмехнулась я.

«Правило А-Э» было кодовым словом. Ты согласился устраивать поединки в лесу только при условии, что я никому не расскажу, если уделаю тебя. Это был наш секрет. Мы были супергероями, воинами, обитающими в лесу между рекой и окраиной микрорайона. Мне тогда нравилось играть с палками, притворяясь что есть мочи. Я была воинственной.

Я посмотрела вверх на небо. Солнце начинало прятаться за горизонт, и я напряглась.

– Мне нужно домой.

– Ой, да ладно. Мы сегодня поздно вышли. Погуляй еще часик.

– Мне влетит.

– Не будь трусишкой. Что такого в том, что тебя для разнообразия отругают?

Я отвернулась от тебя и посмотрела на небольшой ручей. Это была тоненькая струйка воды, впадающая в реку. Я знала, что ты имеешь в виду под словом «отругают». Я видела, как твоя мама отводила тебя в сторонку, тыкала в тебя пальцем и строгим голосом говорила: «Ты наказан – три дня будешь сидеть дома!» На самом деле это означало, что через день ты уже выйдешь гулять. К тому же ты все равно мог смотреть телевизор и приглашать друзей в гости. Я сомневалась, справедливо ли вообще называть это наказанием. Но я на тебя не обижалась. Я одновременно и завидовала и радовалась за тебя.

Тебе не нужно было приходить домой до семи часов вечера, чтобы смыть с себя все улики. Тебе не нужно было приходить домой, молча сидеть за столом и чувствовать, как по спине стекает пот от того, что ты гадаешь, сколько уже успел выпить твой отец.

– Я пошла, – сказала я и ушла, не оборачиваясь. Мне было грустно и страшно идти домой, но еще я сердилась, потому что ты подумал, что я трусиха.

– Ну, Уокер… ну еще чуть-чуть.

Я побежала. Я не хотела, чтобы ты меня уговорил. Если я опоздаю, он снова побьет маму. А у нее до сих пор не прошел синяк, который появился два дня назад, когда я пролила молоко. В нем смешались желтый, черный и другие неестественные цвета. Я подумала, что даже ее тело понимает, что происходит нечто неправильное, и не хотела снова стать причиной цветения ее кожи.

Я побежала еще быстрее, когда услышала, что ты несешься следом и пытаешься догнать. Я редко побеждала в наших драках, но мне всегда удавалось тебя обогнать. Я разгонялась еще сильнее и вскоре увидела жилой микрорайон. Я срезала через двор Перси и оказалась на тротуаре. Я знала, что ты уже не бежишь за мной. Я не слышала, как ты отстал. Наверное, ты остановился еще на границе леса. На пороге нашего мира, населенного героями и мечтами. Ты мог остаться там подольше.

А я – нет.

Я вернулась вовремя. Вымылась. Чисто-чисто. Не издавала звуков. Воздух был тяжелым. Дом, казалось, сдавило. Ни слова. Будь хорошей девочкой, подумала я.

Позднее этим вечером отец пил виски, и я услышала рычание его голоса и приглушенный шепот мамы. Отец кричал. Мне показалась, что он произнес мое имя, но я накрыла голову подушкой, чтобы не слушать. Мама никогда не плакала. Я – всегда. Я надеялась, что однажды я тоже научусь не плакать. Я вытерла рукой нос. На ней остались сопли. Я оглянулась в поисках салфетки или бумажного полотенца. Ни того, ни другого под рукой не оказалось.

Я не пошла в ванную. Я заглянула в ящик, вытащила оттуда носок без пары и вытерла им руку. Я не переоделась в пижаму. Я забралась обратно в свой кокон из одеяла и уснула.

На следующее утро я попыталась выйти из комнаты, но дверь оказалась закрыта. Ее можно было запереть только изнутри, и я этого не делала. Кто-то заглянул ко мне, повернул замок и захлопнул за собой дверь.

Мама закрыла меня, чтобы огородить от опасности.

* * *

В нашем небольшом убежище всегда было безопасно. Именно туда мы оба сбегали, чтобы поиграть и почувствовать себя свободными.

Я помню, что именно там я начала рассказывать свои истории. Нам было по десять лет.

Ты тяжело вздохнул, когда зашел на нашу полянку.

– Я их ненавижу!

Я не подняла глаз.

– Кого?

Ты плюхнулся на землю рядом со мной, угодив прямо в заросли одуванчиков. Я чуть не ударила тебя по руке за то, что ты их погубил, но я не смогла отвести взгляд от их семян, которые парили в воздухе, подсвеченные лучами солнца. Как маленькие мечты с пушистыми парашютами. И я загадала желание, хоть и не сдувала их.

– Моих родителей!

– Ты не ненавидишь своих родителей?

– Ненавижу.

– За что?

Я была знакома с твоими родителями. Они ходили в отглаженной одежде, укладывали волосы гелем и улыбались почти так же широко, как и ты (никто не мог переплюнуть твою улыбку).

Они называли меня мисс Элли, как будто я была уже взрослой. Мне они нравились.

– Потому что они такие древние. И скучные. Знаешь, они совсем меня не понимают. – Ты стал ковырять покрывшуюся корочкой ранку на коленке.

– Перестань. – Я ударила тебя по рукам. Ты посмотрел на меня так, словно я отвесила тебе пощечину. Я закатила глаза. – Останется шрам, если отодрать корочку.

О шрамах я знала все. И я не хотела, чтобы у тебя они тоже были.

Ты шумно выдохнул.

– В общем, я кое о чем просил их две недели, а они все тянули и молчали. Наконец-то мне удалось уговорить их дать ответ, и они наотрез отказали мне. Все это время они знали, что скажут «нет», но все равно заставляли меня ждать!

Я заметила, как твое лицо исказилось от злости.

– На что они сказали «нет»?

– Они не разрешают мне поехать в творческий лагерь этим летом.

Я села ровнее. Совсем недавно ты выиграл в художественном конкурсе. В школьных коридорах теперь висят твои картины. У тебя куча блокнотов, и страницы каждого из них пестрят затейливыми карандашными рисунками. Два года ты говорил о своей мечте поехать в творческий летний лагерь в город. И наконец ты достиг возраста, когда тебя могли туда принять.

Возможно, мне тоже не нравились твои родители.

– Это так глупо!

– Я знаю!

Поездка в творческий лагерь означала, что тебя не будет дома шесть недель. Когда ты впервые об этом заговорил, я рассердилась, потому что знала, что буду скучать по тебе. Но я вовсе не хотела, чтобы тебя лишили твоей мечты. Твое место было там.