Коснувшись предмета, который Амата скрывала в рукаве, он подстегнул ее к действию. Конраду хотелось расспросить, но он решил, что сейчас не время требовать ответа.

– Тебе в самом деле не нужно еще отдохнуть? Мало кто так легко стряхнет с себя близкое знакомство со смертью. Особенно из людей, как ты, привычных к спокойной жизни.

Он хотел подбодрить ее, но девушка вдруг покраснела, и глаза у нее стали как щелки:

– К спокойной? Что вы знаете о моей жизни?

Она отвернулась от него, разглядывая оставшийся участок тропы.

– Иногда вы бываете ужасным дураком, брат, но зато вы напомнили мне, что у меня есть еще одна причина целой и невредимой вернуться в Ассизи.

Она оперлась о землю здоровой рукой, стараясь встать.

– Подожди еще минуту, сестра, – попросил Конрад. – Объясни мне, о чем ты говоришь.

Неловкое извинение. Ему хотелось сказать: «Если бы я знал о тебе больше, не говорил бы столько глупостей».

– Пройдем до конца – скажу, – пообещала Амата. Небо стало темнеть, и на юго-востоке собиралась гроза.

Далекие громады туч казались вздыбленными бурей валами. Мгла росла, надвигалась на них. Такие облака несут дождь. Или, хуже того, остывающий воздух может вызвать восходящий поток, которого раньше опасался Конрад. В самом деле, надо идти.

Он поддержал Амату под локоть, помог встать. Когда она обрела равновесие, развязал веревочный пояс и протянул ей.

– Продень под свой, а потом я снова обвяжусь.

– Вы не боитесь, что я, если сорвусь, утащу вас за собой?

– Что бы ни случилось, случится с нами обоими, сестра. Бог связал нас вместе. Он хочет, чтобы мы продолжали путь или закончили его вдвоем.

– Подходящая речь для священника! – усмехнулась Амата. – В устах поклонника это звучало бы весьма романтично. – И добавила, посерьезнев: – Спасибо вам за заботу. Я вам грубила. Я не испытываю добрых чувств к облачению, которое мы с вами носим, и встречала в жизни очень плохих мужчин. Но вы хороший человек и добры ко мне. Я хочу извиниться, прежде чем мы продолжим опасный путь.

– И я тоже – за недобрые чувства, которые питал к тебе. Она снова улыбнулась, но глаза ее были печальны.

– Мой брат Фабиано говаривал: «Прощальный поцелуй на случай, если я умру».

Конрад видел, что она готова заплакать. Он склонился над ней и коснулся губами ее лба.

– На случай, если мы умрем, сестричка, – сказал он. Амата покраснела и потупила взгляд. Мгновенье она комкала в руке его веревочный пояс, потом связала его со своим.

Когда козья тропка вывела на широкое каменистое плато и растворилась в нем, наши путники рухнули наземь. Амата опрокинулась навзничь в сухую пыль, безумно хохоча и размахивая руками. Конрад, все еще привязанный к ней веревкой, растянулся рядом. Теперь, когда можно было расслабиться, сердце у него гулко стучало в ребра.

– О Господи, выбрались! – проговорила Амата.

– Хвала Господу, выбрались, – отдуваясь, поправил отшельник.

Яркая заплата на облаке показывала, куда спряталось солнце, почти коснувшееся уже самых высоких вершин.

– Надо поискать место для ночлега, – он. – сегодня мы достаточно потрудились.

Теперь с плоскогорья им открывался вид не только на юг, но и на север, и на восток. В предгорьях виднелись кое-где селения и редкие огороженные поля. До населенных мест было еще далеко, но назавтра они могли уже встретиться с другими путниками.

– Нам нужно перебраться вон за тот дальний хребет, – сказал Конрад. – Если перед закатом облака разойдутся, посмотри, куда сядет солнце. Туда ляжет наш путь от Губ-био. Мы двинемся к Ассизи по берегу Чьяджио и будем там на второй день, самое позднее на третий.

Амата села, вглядываясь в северные хребты.

– Отсюда виден замок Малатести? Мне хотелось бы на него посмотреть, хотя бы издалека.

Конрад рассмеялся:

– Не выйдет. Он стоит почти на побережье, за много лиг отсюда.

Амата передернула плечами:

– Терпеть не могу знатных синьоров. Особенно старую развращенную злобную знать – таких, как Джанчотто Малатеста.

Конрад знал эту историю. Сплетня была так хороша, что даже слуга Розанны, приносивший еду, не удержался и поделился ею с отшельником. Клан Малатеста из Римини и равеннские синьоры Полента пожелали вступить в союз и устроили брак Джанчотто с Франческой Полента. Невеста, насколько понимал Конрад, была не старше Аматы. Понимая, что ей вряд ли придется по вкусу старый и уродливый жених, Малатеста послали его младшего брата Паоло, прозванного Красавчиком, представлять жениха при венчании. Вскоре после брачной церемонии, как утверждали слухи, Паоло и Франческа читали в саду роман о Ланселоте. Растроганные историей любви прекрасного рыцаря к замужней Гвиневере, они обнялись и поцеловались. И больше в тот день не читали. Как видно, страсть заставила их забыть об осторожности, потому что слуга Джанчотто увидел, что произошло, и донес своему господину. История окончилась трагически, и конечно, все молодые девицы, подобно Амате, находили такой конец невыразимо романтичным.

– Джанчотто не миновать гореть в аду за убийство жены и брата, – сказал Конрад, – но и любовники, несомненно, пострадают за свой грех.

– Грех? Разве любить грешно? Иисус учил нас любить друг друга.

– Любить, как Он любил нас, сестра. Говоря это, Он говорил не о плотской похоти. Кроме того, Франческа была замужем за братом Паоло.

– Как будто ее спросили, когда выдавали замуж! Эти испорченные господа женятся на ком хотят, и никогда – по любви. Брак для них – земли, или деньги, или печать на договоре. Но никогда – любовь. Они берут, чего пожелают, убивают всякого, кто встанет у них на пути. Ненавижу их всей душой!

– Бывают злые господа, и добрые тоже, как бывают злые и добрые простолюдины. Все они часть Господнего замысла.

– Я знаю, что бывают и добрые. – Голос Аматы стал мечтательным. – Мой отец был достойный человек. Но такие, как Джанчотто Малатеста...

Она стиснула зубы так, что все лицо исказилось, сперва в печали, затем в гневе. Теперь она не откажется говорить, почувствовал Конрад.

Отшельник молча разглядывал дубы, сплетавшие ветви чуть ниже по склону. Среди листвы перепархивали темные птахи, голоса их звучали приглушенно и отрывисто.

Конрад понюхал воздух. Если уж он чувствует приближение грозы, то как не чувствовать ее птицам! А первый осенний дождь всегда бывает жестоким ливнем. Хорошо хоть, что у них с Аматой будет вдоволь дров, чтобы согреться. Под деревьями не видно было земли от обломленных ветром ветвей, а дуб горит лучше всяких иных дров.

Он пожевал губами, обдумывая кажущееся противоречие в истории благородного душой крестьянина – никем иным отец Аматы, разумеется, быть не мог. Догадаться нетрудно: возьми десять человек наугад – девять из них будут землепашцами. Опыт подсказывал ему, что и вилланы, и свободные земледельцы были слишком заняты трудами, чтобы задумываться о высоких идеалах. Их вера была не более чем набором чар и заклинаний, отгоняющих хвори и призывающих обильный урожай. Получив отдых от трудов ради святого дня, они проводили его в пьянстве, шумных драках и развратном веселье. Однако как исповедник Конрад мог засвидетельствовать, что бывали и исключения: труженики, превосходившие своих господ добродетелью.