Однако девушка пропустила его вопрос мимо ушей. Она пристально глядела в ту сторону, куда указал официант. Точнее, на тех троих человек, которых чуть ранее заприметил журналист. Она уставилась на циркачей так, как когда-то на этих берегах смотрела на своих невольных собеседников горгона Медуза. И если бы сейчас кто-нибудь из этой троицы встретился с гимнасткой взглядом, то наверняка тоже окаменел бы.

– Хорошо, Александр, – холодно произнесла Вероника, – будь по-вашему. Давайте уйдем из этого заведения и поищем более подходящий для вас ресторан. – Она встала и тоже отступила в тень. Александр последовал ее примеру, в полумраке подошел к гимнастке, осторожно взял ее за локоть и прошептал:

– Вы что, знаете этих людей?

Ответом была сверкнувшая в глазах черноволосой красавицы молния. Понимая, что за следующими его словами может последовать гром, Оршанский только тихо предложил:

– Я понимаю, что эти типчики, – он выразительно глянул на Вольдемара Жозеффи сотоварищи, – мало у какого человека вызовут симпатию. Однако будет не очень удобно уходить вот так, сразу. Давайте воспользуемся предложением гарсона, уединимся в отдельной кабинке, избавимся от этой намозолившей глаза публики и просто проведем с тобой наедине в тишине прекрасный вечер, который ты согласилась мне подарить. Когда мне еще выпадет такое счастье? – Он со всей щенячьей нежностью и покорностью, на какую только были способны его артистические способности, смотрел на Веронику, и сердце неприступной красавицы дрогнуло.

– Хорошо, Саша, – она подарила ему многообещающий взгляд, – только ради вас. И будете развлекать меня весь вечер.

– С удовольствием, – радостно подтвердил Оршанский, следуя за гарсоном по темному проходу между столиками. – Я буду читать вам стихи и петь дифирамбы, – он незаметно сунул в карман официанту десять долларов и тихо прошептал: – Пожалуйста, мне нужен букет, достойный этой дамы.

Гарсон почтительно слегка наклонил голову.

Как и обещал, Оршанский баловал свою спутницу стихами, которые знал в изобилии еще с университета. Вероника, в свою очередь, – благодарными и обнадеживающими улыбками, чередуя их с многозначительными вздохами телесного томления, а ресторан – прекрасной местной кухней и винами. А уж когда, словно по мановению волшебной палочки (невидимому жесту Александра), в самый пик поэтических од гарсон преподнес Веронике роскошный букет местных цветов, фантастического, острого благоухания, черноволосая красавица, как показалось московскому сердцееду, была готова пойти за ним куда угодно.

– Да при чем тут медведица-мама, рыдающая над могилкой своей дочери? – Из-за полотняной ширмы в интимную беседу влюбленных ворвался грубый голос дрессировщика. Компания за стеной пьянела явно в очень ускоренном темпе. – Если вам, моя очаровательная богиня, интересно, и для того, чтобы успокоить ваше доброе сердце, я скажу, что у всех медведей, выступающих на арене, нет родителей. Поэтому плакать над Антоном Павловичем, кроме меня, никто не будет. Гарсон! Пожалуйста, еще бутылочку такого же. – Заметалин отдал указание невидимому официанту. – Почему нет матери? Есть у нее мать, – ответил он на пока неслышный вопрос Изольды. Видимо, девушка пока отставала от своих спутников. – Только в цирк берут медвежат, от которых мать отказалась. И даже не в цирк. Их еще проверяют на способность к дрессуре. Подвесят медвежонка за передние лапы на метровый турник и смотрят – боится или нет. Если боится – для дрессуры не пригоден. Так что найти для цирка подходящую особь – дело наитруднейшее. Потому я так и прикипел к своей медведице.

– Знаешь что, Саша, уже поздно, а у меня режим, завтра выступления, – напомнила о своем присутствии Вероника, – я, пожалуй, пойду отдыхать.

– Подожди, Вероничка, – жалобно взмолился Оршанский, – неужели пьяные идиоты за стеной испортят нам такой чудный вечер? Да ну их, не обращай внимания. – Александр попытался удержать девушку, с сожалением, однако, понимая, что почти достигнутая победа, давшаяся с таким трудом, неумолимо, как вода, утекает сквозь пальцы. – Посмотри, какое море, красочный порт, южное небо…

«Отчего так Росси-и-и-ии бере-о-о-о-озы шумя-я-я-ят,

Отчего белоство-о-о-ольные все-о-о-о понима-а-а-ют…»

Слаженно затянул вдруг оркестр местных народных инструментов, поддавшись чьей-то патриотической ностальгии и долларовому поощрению русской души, и посетители единодушно откликнулись на этот призыв хрустально-бокальным звоном.

– Знаешь, насчет ресторана ты оказался прав… – Вероника печально улыбнулась и встала из-за столика. – Извини, но я от всего этого уже успела отвыкнуть.

– Пойдем тогда погуляем. – Оршанскому очень не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался вот так. Вероника, конечно, была права. И то, что в Москве сплошь и рядом, к чему привыкаешь и относишься как к само собой разумеющемуся, в этой части света оказалось неуместным. – Давай пройдемся по набережной… Я уверен, что там тихо и спокойно…

– Нет, – отрезала девушка. – Провожать меня не надо. Во-первых, не хочу, чтобы ты знал, где я живу, – пояснила свой отказ гимнастка, – а во-вторых, боюсь, что ты заблудишься. Хочешь, иди отдыхать или найди место потише. Можешь остаться. Когда-то меня это тоже не раздражало, но теперь… – Мягким движением она усадила Александра обратно за столик, нежно поцеловала его в щеку и ушла по-английски, по-русски, однако, не предложив разделить пополам счет за ужин.

– Слушай, Костя, – донесся из-за стены голос подвыпившего Вольдемара Жозеффи, – давай подойдем к проблеме твоей медведицы рационально. Сдадим ее на мясо. Медвежатина – это же деликатес. Четыреста кило, пусть даже по пять баксов – это же две штуки!

– Володя! – До Оршанского впервые донесся серебряный колокольчик Изольды. Правда, уже слегка надтреснутый.

– Н-н-не позволю, – решительно возразил укротитель, – и не из чувства гуманности, а потому, что четыреста кило в Антон Павловиче нету. Ты бы сильно разжирел на этой вегетарианской жратве? – Из-за ширмы донеслось бряканье посуды. – Так и медведей кормят такой же дрянью: морковка, яблоки, апельсины, печенье, ну и плюс немного меда.

– Почему так скудно? – поинтересовалась захмелевшая Изольда.

– Потому что медведи – не свиньи, – ответил дрессировщик, – они все подряд не едят. А мясо цирковым косолапым категорически запрещено. Если мишка попробует даже фарш из гастронома, для человека он становится очень опасным. Запросто вместе с костями сожрать может.

– Знаешь что, дружище, – попросил Александр у безмолвно появившегося официанта, – я, пожалуй, задержусь у вас ненадолго. Будь любезен, принеси-ка мне водки. И мяса, – добавил Оршанский, ковырнув вилкой местную фруктово-овощную кухню. – Очень кушать хочется.

– Могу предложить прекрасные рыбные блюда.

– Местного приготовления? – поинтересовался журналист.

– Да.

– Ну, коли уж нет мяса, давай тащи свою рыбу, – благодушно согласился Александр, – тоже белок.