– Чтобы ты не смела общаться с этим человеком! Никогда.

Никогда. Слово как ножом разделило то, что было, и то, что будет. И разлучило меня с тем, кого я любила как отца. Сайрус уже запретил мне встречаться с папой. Теперь это?

Поначалу я еще надеялась, что Сайрус успокоится, отойдет. И однажды поймет, что погорячился, что Макс с Еленой мне как родные. Но Сайрус от своего не отступал. Даже когда я потеряла ребенка и рыдала дни напролет, он не отпустил меня к ним. А ведь я считала их своей семьей.

И я его обманула. Взяла и тайком наведалась к ним. Когда Сайрус узнал, он меня ударил.

В первый раз. Сердце в груди заныло и перевернулось, но было понятно, почему он так поступил. Я же ослушалась его, верно? Сделала именно то, что он запретил делать.

Это была пощечина. Ерунда, в сущности.

Быть может, Макс думал, что я тогда же и уйду. Думал, что мне уже невмоготу, что я уже сыта по горло. Но мне и раньше доводилось сносить оскорбления. Макс недооценил мое умение утирать слезы и жить дальше.

И вот десять лет спустя я услышала от названого отца те же слова, и в душе всколыхнулось что-то неуправляемое. Я и не знала, что способна так остро чувствовать. Склонившись над столом, я всхлипнула.

– Я вижу его насквозь, – тихо сказал Макс. – И что он творит, вижу. Разве это жизнь для тебя? Почему ты терпишь?

Я затрясла головой:

– У меня дочь. Ей нужен отец.

– Но не такой. – Макс, обойдя стол, легко прикоснулся к моему плечу, но я сжалась, и он понял, что я не отзовусь на его ласку. – Он по-прежнему тебя бьет?

– Не очень, – ответила я. – Не часто.

– Ах, Рэйчел, рукоприкладство – это рукоприкладство, а домашнее насилие – это…

– Я не жертва домашнего насилия! – вспылила я. – Не делай из меня тряпку!

– Ты не тряпка. Ты сильная. Но у меня сердце кровью обливается, когда ты вот такая. А как подумаю, что он смеет поднимать на тебя руку…

Весь мой запал разом пропал.

– Понимаешь, просто он любит, чтобы все было по его воле. А если что не так – выходит из себя. Ничего, я умею с ним обходиться. И потом, что, по-твоему, я должна сделать? Уйти?

– Вот именно.

Я покачала головой:

– А куда я пойду? Что буду делать? Со своим школьным образованием и без хоть какой-то специальности? Кроме как в этом городе, я никого и ничего не знаю. Никуда я не поеду. Не могу.

– Но ты могла бы…

У нас за спиной звонко шлепнулся на пол рюкзак Лили. Макс с такой поспешностью оборвал себя, что невысказанные слова буквально застряли у него в горле. Мы разом обернулись. Совсем потеряли счет времени. Что она успела услышать? Даже если не весь разговор, то уж наверняка вполне достаточно.

– Лил, милая. – Я растерянно шагнула к ней. – И давно ты тут стоишь?

Лили с потрясенным лицом, сжав губы, отступила назад, наткнулась на дверной косяк.

– Послушай меня, Лили. Этот разговор не предназначался для твоих ушей. Ты еще многого не понимаешь, но поверь мне…

– Поверить тебе? – Лили смотрела на меня округлившимися глазами. – Поверить тебе? Ты врунья!

Лили развернулась и выскочила из ателье, хлопнув металлической дверью.

Митч

24 декабря, 10 часов утра

В большом зале, теплом и светлом, оживленный гул. В углу работает телевизор; повсюду группки людей – за столиками, в уютных уголках. Митч мельком оглядывает шашечный стол, ненадолго задерживает взгляд на вольере, занимающей всю южную стену. Славные пичужки. Ишь как заливаются. Но Митчу больше нравится разглядывать местных обитателей.

Троих пришли навестить родственники. Один старик (тот, что ближе всего к Митчу) с улыбкой разворачивает рождественский подарок – страшненькую глиняную вазочку, из тех, что дороже алмазов и жемчуга. Девочка, смастерившая это произведение искусства, расписывает деду достоинства своего творения. Тот нахваливает подарок и уверяет, что именно это ему и нужно. Девчушка радостно бросается ему на шею, Митч слышит ее громкий шепот: «Я тебя люблю!»

Митча словно иглой пронзает. Когда в последний раз он сам произносил эти отчаянные слова? А когда слышал их? Не вспомнить.

– Я захватил шахматы, на случай, если будет желание сыграть.

Митч оборачивается – рядом стоит хорошо одетый пожилой господин. Митч в замешательстве морщит лоб, но прежде чем успевает сообразить, как бы повежливее задать вопрос, старик улыбается.

– Купер, – говорит он. – Мы собирались поиграть в шахматы.

– Я не умею играть в шахматы. – Митч украдкой поглядывает на коробку с замысловатыми, вырезанными из камня фигурами. Он почему-то знает, что вот это – пешки и кони, а это – ладьи и король с королевой. Но что с ними делать, понятия не имеет.

– Хорошо, что я и шашки захватил. – Купер вынимает из-за спины руку, а в ней – вторая клетчатая коробка. С красными и белами кружочками.

– По-моему, я и в шашки не умею играть.

– Ну, это просто. Я вас в пять минут научу. Еще обыгрывать меня будете.

Старик ведет Митча к небольшому столику в простенке между высокими – от пола до потолка – окнами. День серенький и тихий, все звуки скрадывает снегопад. Красивое зрелище, но Митчу с первого взгляда ясно: еще пара часов, и дороги превратятся в сплошной кошмар. Снегоуборщикам просто не поспеть за таким снегом.

– Я работал на снегоуборщике, – говорит Митч, глядя в окно.

– У тебя был грузовик с ножом-отвалом, – поправляет Купер. Он раскладывает на столе клетчатую доску и принимается расставлять перед собой красные фишки на черные квадраты. – Зимой ты нож прицеплял, а летом снимал. Ты так подхалтуривал.

– Подхалтуривал?

– Ну да, чтобы немного заработать. Стройки же зимой почти замирают.

Стройки. Митч смотрит на свои руки, на душе теплеет, – да, он был мастером своего дела, это точно. Уголок рта подергивается: припомнилось, каково это – перепрыгивать с одной кровельной балки на другую. Равновесие он умел держать будь здоров. Запросто мог, скользя по узким лесам в одну доску, обойти вокруг недостроенного здания и ни разу ни за что не ухватиться руками. Рассказать, что ли, об этом Куперу? Но тот опережает его.

– Тебе бы архитектором быть, – говорит Купер. – Ты ведь знал толк. Не всякий сумеет построить дом, а ты построил лучший.

Митча охватывает гордость, и почти сразу ее вытесняет внезапная мысль:

– Дом – это не только здание.

Мудрая мысль. Жаль, что он не понял этого раньше.

Купер поднимает голову и смотрит ему в глаза:

– Верно. Дом – это далеко не одни только стены.